Манифест
Позвали на радио, в передачу про жизнь, в прямой эфир.
В студии за овальным столом с микрофонами сидели красивые популярные девушки. Редактор, тоже очень видная, объяснила мне, что эта передача – женская и надо говорить, какие мужчины все дураки, особенно с микроскопическим «кой-чем».
«Кой-чё» ругать я сразу отказалась – во-первых, не люблю огульных обобщений, а во-вторых, имидж у меня целомудренный, и вести в прямом эфире такие дискуссии мне совсем не к лицу. Тогда, говорит симпатяга-редакторша, просто расскажите, какие они все дураки, козлы и гады.
Времени до включения оставалось совсем мало, и я стала лихорадочно вспоминать про мужчин что-нибудь гадское и козлиное.
В детском саду я дружила с мальчишками, потому что девчонки были вредины и воображалы с капроновыми бантами и розовыми пупсами в руках. А я ходила лохматая, моя мама не умела плести косички с бантами – ведь до меня у нее был мой брат совершенно без косичек. Пупсов пеленать у меня не получалось, и от злости я отламывала им руки-ноги. Так что с девчонками у меня не было общих интересов. Кроме Саши Табаковой – мы с ней вместе придумывали пытки для воспитательниц. Вот с мальчишками я хорошо дружила в детском саду. Мы тайком проносили черный хлеб в спальню и сушили сухари для предстоящего побега. Все они хотели на мне жениться, и мы договорились, что я выйду замуж за всех по очереди – за близнецов Пашу и Егора Коганов, потом за другого Егора, потом за Лешу Королева, Гришу, Никиту, и, когда уже буду старенькая, за Юру Андреева. Однажды всю эту команду женихов наказали – за то, что у них на руках цветными ручками было написано «Ксюша» и нарисовано сердце, «пронзитое» стрелой. Ни за кого из них выйти замуж мне так и не удалось – Пашу и Егора их мама увезла в Америку, остальные женихи тоже куда-то подевались. Но я их до сих пор помню.
Дальше – школа. Там вообще какое-то засилье, девчонок – тридцать штук, а приличных людей, то есть парней – всего девять. Плюс Коля Агеев, его то и дело грозились отдать в школу для отсталых. Рот у него всегда был приоткрыт и глаза сквозь толстые стекла очков здорово косили. Однажды, классе в пятом, я опоздала и в пустой раздевалке долго стаскивала сапоги и ненавистные рейтузы. Поодаль возился тормознутый Коля. Вот он упаковал в мешок свои ботинки, поглядел на меня, и глаза его стали еще косее. Тогда я тоже посмотрела на себя. Оказалось, что дома впопыхах я забыла надеть платье. На мне майка, х/б колготы расцветки типа «за наше счастливое детство спасибо, родная страна» и черный фартук. Я так застеснялась, что ушла домой и больше в тот день в школу не вернулась. И на следующий день я шла туда с ужасом, что все будут надо мной смеяться, насмерть задразнят меня, ведь Агеев им все рассказал. Но никто ничего не узнал! Потом Колю все-таки перевели в школу для дураков, и я не успела поблагодарить его за благородство. Недавно я встретила его в метро – рот у него так до конца и не закрывается, а косовато-близорукие глаза устремлены во мрак тоннеля – Коля теперь машинист и водит поезда по оранжевой линии.
Потом – орденоносный институт, или, как говаривали в годы нашего студенчества, крупнейшая в мире кузница творческих кадров Бабушкинского района столицы. Вот где были отличные парни и дядьки, знай не зевай, настоящая ярмарка женихов. Чего стоит один Сандро Мчадлишвили, принесший на заседание комитета комсомола очень качественную анашу, после чего мы все пошли на первомайскую демонстрацию, и так прошагали от ВДНХ до самой Красной площади, что старые большевики плакали навзрыд, на нас глядючи.
Да что Сандро, студент-режиссер! Вот наш руководитель курса, пламенный коммунист. Однажды по весне, на большой перемене, он завел меня в пустую, свежевыкрашенную (в орденоносном шел вечный ремонт) аудиторию и, глядя на меня затуманившимся от гражданской активности взором, стал уговаривать вступить в ряды КПСС. Это было одно из самых необычных объяснений в любви, когда-либо выслушанных мною. К счастью, через два дня я что-то вякнула против войны в Афганистане, и влюбленный коммуняка спортивной рысью припустил в партком, на меня доносить. Вопрос про мое членство в рядах отпал сам собою, ангел-хранитель сработал четко, как сказал бы мой старинный приятель, хулиган и забулдыга Миша Ц-ман, ныне популярный в первопрестольной батюшка необъятных размеров. Однажды я зашла к нему в храм, встала в уголку, он поглядел в мою сторону и, очевидно, узнал, потому что уронил кадило. Оно выпало у него из рук, «со стуком на пол», как сказал поэт.
А друг моего детства Володя С., мальчик из профессорской семьи, ездивший просить руки любимой девушки в колонию строгого режима? Это отдельная история.
А Вадик Т., во время армейской службы подсадивший всю воинскую часть на занятия спиритизмом?
А, наконец, А. К. ...?
А...?
Нет, тут уже надо целую антологию, энциклопедию, коллекцию, гербарий, кунсткамеру...
И ничего плохого вспомнить не могу!
Я посмотрела на радиокрасавиц, которых разнообразные мужчины вывели в люди, оборудовали им новые зубы, профинансировали пластические операции и передачи в прямом эфире.
Дудки, девы! Ни в чем антимужчинском я не участвую. Мужчина – друг, бродяга-бедолага, страдалец, герой, любимый персонаж и источник вдохновения. Не любить мужчин может только женщина-псих, женщина-маньяк, она же – лесбиян и проститут. Как не любить их теплые пушистые животы, их другие, словно у собак или лошадей, глаза, их руки, где каждый шрам на пальце – история, роман с приключениями? Как не целовать их далекие голоса, когда они звонят откуда-то там – из детства, из прошлой жизни, из милиции...
Или прямо из моря...
И я всегда на стороне мужчин, на той стороне жизни, где нет памперсов, гороскопов, пособий «как заставить его жениться» и рецептов котлеток... На той стороне, где можно налегке вскочить в автомобиль и дорога весело побежит тебе навстречу, а если эта дорога не та, значит, свернем на другую, и никогда ничего не поздно, и всегда возможно все...
Я на их стороне, я их верная защитница, понимательница и помогательница, так и запишите.
Все – дикси, ариведерчи, бай, гёрлз, до побачення, адью...
И красотки разинули свои большие, накачанные гелем пунцовые рты, да так и сидели.
Так и сидели...