Юрий Макаров: Жертвы собственного резюме
Почему-то каждому эмигранту кажется, что в той, прежней, доамериканской жизни он был чуть выше, чуть значительнее и чуть влиятельнее, чем это было на самом деле. Наверное, поэтому в эмиграции и встречаешь такое количество главных врачей и главных инженеров. Ну прямо-таки сплошные главные гуляют по Брайтону, никого рядового. Всё сплошь генеральные директора, народные артисты и выдающиеся деятели. Создается впечатление, что вся верхушка советской науки, Культуры, промышленности и всего остального разом слиняла из Союза, что и послужило толчком для крушения империи. (Заметим в скобках, что на самом-то деле страна развалилась вовсе не потому, что начальники уехали, а именно потому, что они остались.)
Отчего же наши люди, мягко говоря, слегка преувеличивают свои былые достижения?
Что, они уж такие особенные хвастуны? Нисколько! Я думаю, виною всему американская привычка составлять о себе так называемое резюме, что-то среднее между нашей родной анкетой и автобиографией. Без резюме в Америке – никуда. Даже устраивающийся грузчиком в супермаркет американец должен наклепать на себя резюме со сведениями об образовании, предыдущих работах, привычках и склонностях, с обязательным, как бы вскользь, упоминанием, что соискатель места искренне увлечен именно переноской коробок с продуктами и иной судьбы для себя не мыслит. Составлению резюме американцев учат с детства. Наши же эмигранты постигают эту науку в зрелом возрасте на разных благотворительных курсах по шаблонным образцам вместе с узами английского языка.
Резюме должно быть написано так, чтобы после его прочтения работодатель с восторгом понял, что к нему пришел работник, о котором он мечтал всю жизнь. В письме-преамбуле, обычно сопровождающем резюме, скромный претендент на должность, скажем, помощника бухгалтера пишет сам о себе примерно так: «Выдающиеся арифметические способности дают мне право быть уверенным, что я наилучшая кандидатура на эту вакансию. Острый ум, безукоризненные манеры и кристальная честность в сочетании с врожденным прилежанием позволят мне в кратчайший срок стать лучшим работником офиса, любимцем хозяев и клиентов, примером для подражания со стороны коллег. Любовь к постоянному подсчету, сохранению и приумножению чужих денег стала моей страстью и предназначением. По субботам пою в «церковном хоре».
В свое время много ли было у нас возможностей приврать о себе в той же анкете с автобиографией? Да никаких. Ведь эти бумаги шли прямиком в первый отдел. Кто ж себе враг, чтоб связываться с «конторой», она про тебя и без твоих анкет знает больше тебя самого...
И вот теперь главное: в Америке никто эти самые резюме не проверяет. Как-то вовремя не завели здесь первых отделов, и все пошло на самотек, то есть предполагается , что в резюме пишется чистая правда. А особенно никому в голову не придет проверять данные о прошлой жизни русского американца где-нибудь в Пескоструйске. Откуда им знать, на какой именно улице стояла Пескоструйская высшая Академия наук, где наш человек работал академиком по ремонту компьютеров, как и отражено в его резюме на чисто английском языке.
Помнится, в одном старом анекдоте жлоб картежник рассказывает, как он играл в поезде в очко с интеллигентом и выиграл большую сумму:
«Он говорит:
– У меня девятнадцать.
У меня, блин, перебор, но я ему вру:
А у меня двадцать! Предъявить?
Он говорит:
– Зачем же предъявлять, я вам и так верю. Сдавайте дальше.
И тут мне ка-а-к поперлоl..»
Конечно, попрет, если ничего предъявлять не надо!
Сильно брехать не стоит, – учил меня бывалый эмигрант Сеня Питерский. – Пиши
практически правду. Где, когда, что. Но подправить слегка нужно обязательно, иначе эти лохи (так Сеня называет коренных жителей) просто с тобой разговаривать не будут.
Сеня дело знает. Пока писал в резюме, что был в Ленинграде таксистом, никак не мог устроиться. А как только вставил строку, что якобы преподавал в автошколе, тут же был взят профессором в нью-йоркский Такси-колледж (ей-богу, есть тут такой) со всеми полагающимися льготам и бенефитами.
– Ничего тут такого нет, – ухмыляется Сеня, почесывая за ухом любимую болонку Жулю. – Откуда им знать, кем мы там были? Моя Жулька, например, в Союзе была сенбернаром…
Самое любопытное, что, приписав себе что-то приятное в резюме автор вдруг сам начинает в самое это резюме верить. Напускает на себя значительность.
Переоценивает возможности. Та же, например, вконец обнаглевшая в Штатах болонка Жулька может накинуться с воем хоть на автобус.
Вот и превращается в резюме наш человек, едва закончивший пищевой техникум в Смердянске, в старшего преподавателя этого уважаемого заведения. Интересно, что реальный старший преподаватель того же техникума, перебравшись в Айову, пишет в резюме, что был деканом. А самого бывшего декана теперь знают в Кливленде не иначе как ректором, и уже не Смердянского университета еды. Представляете, если они все вдруг встретятся в одном месте?
А ведь такие интересные встречи бывают! К примеру, клавишник оркестра из ресторана «Бухарский парадайз» Рома Шмальц клялся, что был до отъезда художественным руководителем Ташкентского государственного симфонического оркестра и, разумеется, народным артистом братского Узбекистана. И вот как-то подходит к бухарским оркестрантам в редкую минуту отдыха от буханья в инструменты некая посетительница ресторана, дородная дама с небольшими черными усиками, и интересуется, не найдется ли в их уважаемом оркестре местечка для нее, народной артистки, лауреата различных государственных и международных премий.
– А где же вы, товарищ, играли на нашей бывшей родине? – интересуется руководитель бухарцев.
И усатая дама гордо сообщает, что служила она первой скрипкой Ташкентского государственного симфонического оркестра совсем недавно, и в те же примерно годы, в которые Рома Шмальц, по его словам и резюме, успешно этим талантливым коллективом руководил. И самое интересное, что лично Рома в этот момент вовсе не бросается даме на шею с криком: «Аделаида, где же ты пропадала все эти годы!», а, наоборот, сосредоточенно возится с какими-то проводами от своего электро-рояля. Больше того, и дама тоже всем своим видом не показывает, что рада встрече с человеком, с которым бок о бок пожинала славу на подмостках. Она просто как бы и не узнает своего собственного художественного руководителя.
Как только дама отошла к своему столу, взгляды оркестрантов устремились, естественно, к Роме. Тогда клавишник Шмальц, глядя куда-то в сторону, наморщил лоб и тихо, как бы про себя, но достаточно громко, чтобы все слышали, пробормотал: «Нет, лицо ее я, кажется, припоминаю...»
Кто из этих двух талантов стал жертвой веры в собственное резюме, неизвестно.
Вполне возможно, что оба. Да и какое это имеет значение? Каждому человеку свойственно верить в хорошее. Даже если это самое хорошее и не совсем правда. Вот я смотрю на свое резюме, где написано, что я в Союзе был первым заместителем ответственного секретаря газеты «Известия», и думаю: «А зачем мне здесь вот эти лишние два слова – «первый заместитель»... Только путаница от них».