(Рассказ о рассказе)

А. Володарскому

Звонок был неожиданным. Оттуда звонили впервые. Прослушав по радио моё выступление – несколько устных рассказов, – они решили: почему б и нет? Вот и пригласили на четверг, выступить в клубе их, еврейской, интеллигенции «Мезуза». 

Я задумчиво:

– Ну что ж!

Они обрадованно: 

– Мы так и знали: нам вы – не откажете! Теперь о деле: вам не нужно распыляться, – посоветовали. – Всего один рассказ – и обсуждение. Какой у вас рассказ?

– Вот, я недавно сочинил, – признался я. – Называется «Поездка в Геленджик».

– Про Геленджик? Я чувствую успех. 

Я сразу уточнил: 

– А с кем имею?

– Руководитель клуба Фрида Львовна. Я чувствую, что вы нас покорите. Но только, Вячеслав, у нас условие.

– Да-да.

– Вы обязательно возьмёте гонорар, – я смутился. – Хоть и не большой, но гривен сорок. Мы ж не какие-то, там, бедные евреи! Соберем вам вскладчину и вручим. Мы ж должны друг дружке помогать. 

В условленный час я был у них в «Мезузе».

Рассказ «Поездка в Геленджик» я выбрал не случайно. Без ложной скромности, он был ударным и беспроигрышным. 

Публика, в основном, пожилая, долго собиралась, ещё дольше рассаживалась, отодвигалась, пододвигалась, как будто ко мне примерялась. В результате они уселись вокруг меня в доверительный кружок. Наконец, все угомонились, и в полной тишине я стал читать: 

– Верка смотрела в окно. Дорога в гору уходила очень круто…

– Стоп! – вдруг произнес один из моих слушателей, пожилой господин.

– Что случилось?

Заметно волнуясь, он: 

– Верка! Это не Вера Марковна Брозголь, что по улице Клинической, дом семь, одна тысяча девятьсот тридцать пятого года рождения?

Я успокоил:

– Нет, она Сабякина, – и продолжил. -– Дорога в гору уходила… 

– Сабякина … – он как будто бы попробовал на зуб. – Ну, пусть она. Я почему-то думал, что Брозголь. Кстати, Сабякина. Откуда она родом?

– Это не важно.

– Как это не важно?! Вот, она же едет в Геленджик. А откуда она едет, нам не ясно.

Публика сочувственно кивала:

– Аврутин прав. Откуда она едет?

Так я узнал: он – по фамилии Аврутин. 

Я: 

– Мне можно продолжать?

– Так вы ж для этого…

Тут опять он, который Аврутин:

– Сабякина – еврейка? 

Я не сдержался: 

– А какая разница?! 

– Вот те нате, мы ж еврейский клуб! Мы ж возрождение еврейского начала…

– Дорога. В гору. Уходила. Очень. Круто! – мученически настаивал я.

– А вы зачем меня перебиваете?! – он вдруг вспылил. – Ну и что, что мы вас пригласили?! Что сказать, мне, слава Богу, тоже есть! Товарищи! – обратился он к старухам напрямую. – Извиняюсь, вы про котика не слышали?

Его резкий разворот сбил меня с толку и отбросил на обочину рассказа. 

А какая-то старушка уточнила: 

– Котик, это что ли, по фамилии? Который задавил свою жену?

Аврутин интригующе кивнул.

Все оживились:

– Ой, как интересно! Ну-ка, расскажите, «задавил»! – кружок сменил позы, сел поуютней. 

– Это было так, чтоб не соврать… А вы присядьте, – это уже мне. 

Организатор благосклонно:

– Да, присядьте. 

Я с вызовом:

– Я все-таки продолжу!

Одна старушка, исподлобья:

– Воля ваша! 

Не успел я рта раскрыть, как заметил: этот Аврутин ёрзает ногами. Я:

– Вы хотите выйти?

–Нет, спросить. Мы дождемся здесь еврейской линии? Или я вам расскажу про Ростроповича! Он родился так, чтоб не соврать…

Я:

– Но Ростропович не еврей! 

– Ой, я имел в виду про Реентовича, что ансамбль скрипачей Большого театра! 

Одна старушка томно:

– Ой, Аврутин! Не томите! Вы ж у нас рассказчик бесподобный! И что там Реентович? И про Котика. Который задавил свою жену.

Все загалдели. И взглянувши на меня с предубеждением: 

– Так его этот сбил, с Геленджиком. 

Аврутин: 

–Значит, Реентович… Слушаем, не будем отвлекаться.

Единственный мужчина в той «Мезузе», он, конечно, был любимцем публики. 

Та самая старушка, протяжно:

– Ой, Авру-у-тин, вы ж энциклопедия! А рассказчик… 

Кто-то:

– Бесподобный!

– Дорога! В гору! Уходила! – пытаясь его прервать, стал я выкрикивать, в каком-то исступлении. – Внизу! Засветились! Огни! Верка! Отлипая от окна!..

Ведущая взяла меня под локоток: 

– Зачем вы, Вячеслав, так рвёте душу? Вы ж среди своих! Вы ж у себя! – и, откашлявшись, и задушевно интонируя: – Вот и подошёл к концу творческий вечер нашего гостя Вячеслава, я права? С его «Поездкой в город Геленджик». Кстати! А при чём здесь Геленджик? А не, скажем, Льгов или Коньково?

– Я ж не успел!

– Ну, в следующий раз. 

Дрожащими руками я убирал в папочку листки со своим рассказом, который я намеревался им прочесть. Надо мной склонилась она, организатор моего выступления:

– Мы хотели перед вами извиниться…

Я, измочаленный:

– Ничего страшного, бывает.

–…извиниться, что ваш гонорар мы просто обязаны выплатить Михаилу Львовичу Аврутину, – я онемел, она же продолжала: – Положа руку на сердце, вы же сами…

– Что я сам?! 

– Вы ж сами видели. Но только без обид. Как слушали его и как слушали вас. И ещё: вы ж нам так ничего и не рассказали. Поезд шёл, шёл, шёл – и не дошёл. Нужно же готовиться, поймите!..

Я настолько растерялся, что так и не нашёлся, что ответить. Только тихо уточнил:

– Но я вам хоть не должен ничего?

– Что вы! Взносы абсолютно добровольные!.. Но если наш Аврутин вам понравился…

Я бросил в общественную копилочку мятую пятёрку и покинул клуб их интеллигенции, надеюсь, уже навсегда.