Мелочи архиеврейской жизни
Памятник
Я знал одного торгового работника. Все свое состояние он сделал на воде, еще в те годы. На газированной. Был он тупым и мелкотравчатым, лицом не вышел, вышел животом. Низкорослый, с кривыми ножками. Кстати, писать он так и не умел, а считать если и умел, то только обсчитывать...
Спустя год после кончины вдова поставила на его могиле памятник. Недавно проведывал я бабушку на седьмом участке – и увидел. Я увидел – и просто обомлел! Он – и в полный рост. Выбит на куске мрамора. Художник оказался дилетантом: выбивать он начал снизу. А на голову места хватило не очень. И голова оказалась сплющенной. И все же художником он будет! Так уловить черты этого идиота способен не каждый!
Но самое интересное оказалось все-таки не вверху, а внизу. Это была эпитафия: «Какой светильник разума угас, какое сердце биться перестало!» И подпись: «Фира и дети».
Его дети мне и на фиг не нужны, ну а Фиру я нашел:
– Какой светильник, Фира, между нами, он же был таким идиотом?!
– Идиотом – не то слово, – ответила Фира.
– А сердце, Фира?! – не унимался я.
– Оно было каменным, это сердце, – ответила Фира и заплакала.
Я изумился:
– А зачем же вы, Фира, такое отгрохали?!
И сквозь слезы Фира прошептала:
– Да нет... Это он сам… Еще при жизни...
Братья
(правда)
В городе Донецке жили два брата Поташниковы, Зяма и Сема, а потом разъехались: один укатил в Америку, другой – в Израиль.
Американский брат стал музыкантом, израильский – в киоске продает журналы и, между прочим, совсем не жалеет.
И вот однажды продавец журналов Сема Поташников получает новый американский журнал, где на глянцевой обложке фотография его очень печального братца, сидящего за решеткой.
Ван мэй! Катастрофа!
Продавец Сема бросает все дела и летит к телефону. В Америке раздается звонок, трубку поднимает сам брат.
– Алло, Зяма, тебя уже выпустили?!
– Откуда?!
– Из тюрьмы!
Пауза.
– А меня туда не сажали.
– А фотография?!
– А, фотография... Это я играю на арфе, но с той стороны.
– А почему ты такой тоскливый?!
– Сема, ты меня удивляешь! Ты хочешь, чтоб на Бетховене я смеялся?..
***
Умер чудесный старик Зеликман. Я узнал – и загоревал.
Заглянул шамес и спросил:
– Ты пойдешь на похороны?
И я ответил:
– С удовольствием!
***
– У меня появился новый друг, – сказала мне соседка, – по фамилии Рабинович.
– Молодой или старый? – спросил я.
И соседка ответила:
– Молодых Рабиновичей уже не бывает...