Заседание ученого совета

Сейчас все декорации сменились, другие люди, ну а десять лет назад…

Когда к нему, бывало, ни войдешь, к директору музея Ивану Фомичу Остапчуку, – чистый стол, ни листика бумаги. И аж страшно: он сидит неподвижно, как сфинкс. Ну и смотрит вперед, не мигая. 

Кабинет длиннющий, а он сидит там, в глубине, как притаился. Такое напряженное лицо, в пол-лица роговые очки. Он уже принял, и на повестке дня: как бы не упасть себе под стул. Но нет, он крепится, сидит. И даже силится тебя понять, через весь огромный кабинет тебе бросая: 

– А-а, Слава, заходи! Чего хотел?

Я понимаю, что не вовремя, и блею: 

– Та это ж, я по поводу экскурсии. 

– Ой, экскурсии, – с досадой отмахнулся. – Ты лучше мне скажи: ты выпить будешь? 

«Выпить будешь» – его фирменная фраза. Как его же, извиняюсь, «кулуяры»… 

– Выпить будешь?

– К сожаленью, не могу, – и как будто плюнул ему в душу. 

Он энергично замахал руками, широко, размашисто, крест-накрест: 

– Конец связи! Оскорбил, иди, свободен!..

А еще он одержим идеей фикс: продать одного Шишкина, подлинник. Он собирает персонал – и сразу:

– Девочки! 

А из девочек самая младшая – пенсионерка Воронкова. Она в музее главная хранитель, остальные же – научные сотрудники, три доктора искусствоведческих наук. И он им по привычке:

– Значит, девочки! Объясните мне, директору музея, ну зачем нам в музее четыре Шишкина? – а те бедные и бледные таращатся. – Не, серьезно! Давайте одного и продадим. И будем жить три года припеваючи!

Те, с перекошенными лицами: 

– Иван Фомич, да как же ж это можно?! Это же сам Шишкин! Умоляем!

– Что вы держите меня за дурака?! – вскипает тот и лупит по столу: – Он же одинаковый везде! Здесь березы, там дубы – какая разница?! Там избушка, здесь аллея – ну и что?!.

Воронкова падает под стол. 

Все наперебой: 

– Воды, воды! 

Директор возмущенно: 

– Кому там плохо?! Ну-ка не придуриваться!

Воронкова, закаленная, очнулась. Остапчук: 

– Ну, что я говорил?! 

Продажа Шишкина отложена опять…

Интеллигентности в нем было очень мало: на каждый глаз по шесть диоптрий, вот и все. Да одна поношенная шляпа.

А умер – как чего-то мы лишились.

Бывает, что мы любим ни за что.

Пришел в музей новый директор. Деловой, непьющий.

А в музее вдруг исчез один Саврасов… 

Светлой памяти профессора Коврова

Экзамен по истории КПСС я сдавал профессору Коврову. Доходили слухи: сдать ему экзамен – крайне сложно. От Коврова выходили все пришибленные…

Я списал, что мог, – не помогло. Он:

– Отложите ваш билет.

Я отложил. И он мне задает такой вопрос:

– Ну что ж, давайте вспомним о марксизме. Работа Ленина «Три источника и три…» Чего там три? 

Я тут же ляпнул:

– Это... Три толчка! 

Что меня вдруг повело на те толчки? Совсем сдурел! Может, что меня всего трясло? 

– Что за толчки? – Ковров молниеносно. 

Дальше – больше. Я ему:

– Подземные! 

Профессор, с изменившимся лицом:

– А сила толчков… Не подскажете?

Почему-то я проблеял: 

– Разрушительная! 

Профессор тихо: 

– В общем-то, вы правы. 

И больше даже спрашивать не стал.

Я получил заветные три балла. А другие у Коврова – засыпались…