Зевнув во весь рот, Степан Хрычев нашарил кнопку радиоточки. Кухню огласил бодрый голос диктора: «По данным правоохранительных органов нашего города, кривая преступности за последний квартал неуклонно идет вниз. Особенно это касается так называемой бытовой преступности. По сравнению с отчетным периодом прошлого года…» 

«Ишь ты! – хмыкнул Хрычев и решительно выключил радио. – Снижается! Еще язык поворачивается такое говорить. Привыкло наше начальство очковтирательством заниматься: ни стыда, ни совести». Переполненный справедливым гневом, он стал собираться на работу.

Выходя из подъезда, Хрычев чуть было не столкнулся с Егором Кузьмичом, пожилым соседом с первого этажа, давно обещавшим спустить на Степана свою овчарку за невозвращенный долг. Но неожиданно дед только придержал собаку и молча пропустил Степана вперед, лишь с укором посмотрев ему вслед. 

«Покусанным сегодня уже не буду!» – воспрял духом Хрычев и устремился к автобусной остановке. В переполненном автобусе на этот раз никто не скандалил, все пассажиры добросовестно платили за проезд. Кроме, естественно, Степана, который тихо прокрался мимо кондуктора и привычно расположился в самом хвосте «Икаруса».

На следующей остановке Степан засунул руку в карман куртки и, не нащупав мобильника, мысленно проклял и общественный транспорт и обнаглевших карманников. Но секунду спустя он обнаружил пропажу в соседнем кармане. «Неужто и впрямь кривая преступности того…падает?» – с сомнением подумал Степан, но дать ход своим размышлениям не успел, поскольку автобус подъехал к его родному заводу. 

Началась рабочая смена, а удивление нарастало час за часом. Впервые за десять лет зарплату выдали без задержки и в полном объеме. Технику безопасности никто не нарушал: видимо, просто не успели, так как прошел слух о приезде ревизоров для проверки заводской столовой. Когда трудовой коллектив узнал, что обед сегодня вполне съедобен, а в контрольных порциях не обнаружили недовеса, от пережитого шока все разом потеряли аппетит и бросили работу. «Чудеса да и только! – почесал в макушке Степан, и решил сегодня не выносить через проходную припасенные им пару деталей для продажи. – Подожду-ка я лучших времен». 

События тем временем привели Хрычева к выводу: действительно с преступностью творится черт знает что. Или, правильнее сказать, преступность по неизвестным ему причинам то ли затаилась, то ли легла на дно, то ли взяла отпуск без содержания. 

Окружающая реальность настораживала и даже пугала его. По дороге домой Степана трижды останавливали компании как молодых, так и не очень молодых людей. И он был готов ко всему: к удару в лоб или в спину, к сорванной шапке, к резкой подсечке, к приставленному к горлу лезвию с последующим требованием: «Тихо, козел! Гони бабки и мобилу!». И Степан готов был броситься в бой первым, если бы не подавляющий численный перевес потенциального противника…

Но вместо этого первая компания попросила у Степана прикурить и, поблагодарив, пошла дальше. Вторая вежливо уточнила время, посетовав, что их собственные часы спешат. А третья группа, сплошь состоящая из небритых лиц кавказской национальности, просто привела его в состояние полного замешательства, поинтересовавшись: «Будь другом, скажи, как пройти к ресторану «У Ашота»? Очень надо – и нам, и Ашоту…»

На улицах вечернего города не наблюдалось ни пьяных разборок, ни милицейских погонь, ни разбитых витрин, ни даже робких попыток каких-нибудь лохотронщиков развести на деньги спешащих домой прохожих. 

Кривая преступности уверенно лежала на нулевой отметке. И жертву этой злосчастной кривой, Степана Хрычева, теперь одолевала неведомая тоска, сдобренная изрядной дозой горечи и бессилия. Рождалось ощущение, что жизнь проходит если и не зря, то уж точно мимо. Она, эта жизнь, словно не замечала несчастного Степана и не давала ему ни единого шанса реализовать себя среди современников. От наступившего дискомфорта у него пересохло в горле и нервно чесались руки. Кровь закипала и подталкивала к немедленным и решительным действиям. Хрычев попытался дозвониться до верных и надежных друзей, чтобы поделиться наболевшим, – безрезультатно. 

«Не выйдет! Меня, гады, голыми руками не возьмешь!» – решил не сдаваться Степан. Прикупив в ларьке пару бутылок беленькой, он устремился домой…

Когда вызванный соседями под утро наряд милиции затолкал отчаянно сопротивлявшегося Степана в патрульную машину, не спал весь дом. Стены дрожали от децибелов шансона, рвущихся из окон хрычевской квартиры. От выброшенной с балкона степановской стеклотары непрерывно гудела вся автостоянка. Прикрывая свежий синяк под глазом, пенсионер Егор Кузьмич рассказывал разбуженным жильцам, какой жуткий стресс, вплоть до выпадения шерсти, пережила его бедная собачка, когда увидела бегающего по двору с файером в руках Хрычева в одних носках. Управдом клятвенно обещал собравшимся прекратить этот беспредел и найти, наконец, управу на эту «сволочь и хама». 

Из зарешеченного окошка милицейского «уазика» Хрычев осматривал двор и с удовлетворением подводил итог дня: «Будет людям головы-то морочить! Я вам покажу падающую кривую…» 

Машина тронулась с места. Покидая место сражения, Степан вцепился в решетку и во все горло грянул: «Врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не желает».