Все домашние были отправлены на дачу. Телефон заблаговременно отключен. Из угла раздавалось сытое жужжание холодильника, в котором охлаждалась упаковка чешского пива. Но и оно не могло отвлечь хозяина дома от творческого процесса. Уже пятый час, забыв про туалет и перекуры, писатель Алексей Стыдобин трудился над сценарием сериала, повествующим о судьбе отечественного олигарха Евдокима Дорофеевича Личинкина. 

Название будущего фильма было придумано еще в момент получения заказа и звучало многообещающе – «Раздвигая горизонты». По замыслу автора, в заголовке должны были сочетаться созидательный дух прошлого, нерв настоящего и надежда на прорыв в будущее. Кто бы сомневался (и в первую очередь, не сомневался сам создатель), что именно такой сплав непременно найдет отклик у разновозрастной и весьма капризной телеаудитории; заставит ее, побросав домашние дела, прильнуть к экранам, а значит, и неизбежно поднимет рейтинг канала-заказчика… 

Поначалу работа шла как по маслу. Биография главного героя выглядела вполне типичной для того времени: рождение в семье инженера и лаборантки, продленный детсад, затем десятилетка и поступление – по совету отца – в политехнический. Дальше идея сценария предусматривала обязательную службу в армии: именно здесь, по закону жанра, полагалось закалить характер Евдокима и дать ему верных друзей. Таких, кто не порвет с ним братских уз на «гражданке» и будет сопровождать вплоть до эпохи ваучеров и приватизации. Правда, дальше их дороги резко расходились, поскольку ненасытная алчность и криминальные наклонности товарищей-однополчан привела не только к разрыву, но и к кровавым разборкам, которые, увы, были неизбежным атрибутом той лихой поры. Писатель не пожалел красок в описании одного из самых ярких эпизодов будущего фильма: стоя на краю могилы своих бывших соратников и смахивая навеянную пороховой гарью слезинку, Личинкин бросает дымящийся «Калашников» в яму, после чего дает клятву беречь не только память об усопших, но и доставшуюся ему от них часть народного богатства. А со временем и приумножить.

Что и говорить, сцена вышла эффектной! Стыдобин мысленно похвалил себя, но не позволил передышки, и его пальцы опять ритмично застучали по клавиатуре. Впереди у набирающего силу и авторитет Евдокима Дорофеевича маячили и выгодное освоение какого-то нефтяного шельфа, и успешная карьера в умело выстроенной вертикали власти, и преодоление непримиримых противоречий – куда же без них? – между супружеской верностью и ее же неверностью. Не лишним будет подчеркнуть, что по настоятельной просьбе заказчика на преодоление этих противоречий отводилось не менее тридцати шести серий картины. 

При сочинении сорок второй серии автора внезапно посетил червячок сомнения: он почувствовал, что нарисованный им образ становится предсказуемым и даже скучным. Явно не хватало некоего неожиданного поворота, который бы придал описываемой истории настоящее дыхание и глубину, а начавших скучать зрителей будущего сериала опять намертво приковал бы к телевизору на долгие месяцы вперед. «Нужна изюминка, нужна наживка, нужен оживляж!» – поставил перед собой задачу Стыдобин и сладко потянулся в любимом кресле. 

Этим словом «оживляж», как известно, зачастую пользуются в своей среде деятели культуры, пытаясь на привычном им сленге передать суть поставленной задачи: чем-то зацепить читателя или зрителя (а лучше – обоих сразу), прибавить драйва и тем самым заставить, до последней страницы и до последнего кадра, следовать воле автора. Вопрос заключался в следующем: какое событие, способное в одно мгновение заворожить почтенную публику, а самого олигарха превратить в культовую фигуру эпохи, должно было произойти в судьбе Личинкина? Заодно и вынудить продюсеров выписать талантливому, находчивому сценаристу шестизначный бонус вместе с предложением подписать многолетний контракт на продолжение сериала. 

Рождающиеся в голове идеи Стыдобин стал переносить на монитор: «Посадить его в тюрьму? Ага, как же! Он сам кого хочешь посадит... Не пойдет – вычеркиваем. Или сделать его представителем нетрадиционной сексуальной ориентации? Было! А что если он бросает все и уходит в религию? А в какую? Православие – банально, ислам – опасно, иудаизм – ветхозаветно, буддизм – экзотично, но непатриотично… Да и поймет ли наш потребитель такую экзотику? Не говоря уже о заказчике…» 

Лоб Стыдобина потихоньку покрывался капельками пота. Автор будто бы пытался установить диалог с монитором, в надежде получить от последнего хоть какую-то подсказку: «Хорошо, идем дальше: в один прекрасный день у него обнаружится внебрачный сын. Или дочь? Даже если это будет внебрачный внук – не прокатит…» Сценарист постарался поставить себя на место олигарха и представить, какие сюрпризы может подбросить ему жизнь: «Разориться из-за происков конкурентов? Заняться благотворительностью? Эмигрировать? Купить футбольный клуб?.. А потом его продать и купить хоккейный?»

Чем дальше он перебирал возможные варианты, тем отчетливее понимал, что топчется на месте: найти оригинальный сюжетный ход не получалось, хоть ты тресни! 

«Будь честным с самим собой – ты в тупике», – подвел черту под внутренним диалогом Стыдобин, и, откинувшись на спинку кресла, выдохшийся и опустошенный, закрыл глаза... Следовало взять себя в руки и успокоиться. Так. На чем он остановился? После попадания Евдокима Дорофеевича в список журнала «Форбс» перед ним открывалась широкая дорога на политический Олимп: предстояло собрать подписи для своего выдвижения в депутаты, выступить на предвыборном митинге и перечислить в избирательный фонд заблаговременно отмытые деньги. Решение будущему депутату требовалось принимать безотлагательно, но... Принятие единственно правильного решения упорно не давалось прежде всего самому автору. 

Почесав макушку, Стыдобин попробовал в обратном порядке прокрутить жизнь Личинкина – от старта предвыборной компании в Думу до… До чего? А пусть это будет первый в его жизни сбор макулатуры – почти забытый и вполне заурядный факт биографии самого Алексея Стыдобина. Был такой факт в жизни, был… Мог он случиться и с его выдуманным героем? Мог! Секундой спустя мысль перенеслась на сорок лет назад, в семьдесят третий год, когда бойкий семилетний пацан Алешка по кличке Стыдоба, принес на школьный двор вытащенную с бабушкиных антресолей подшивку журнала «Крестьянка», незаметно засунув внутрь свой собственный дневник ученика первого «Б» класса средней школы номер десять… И взял он журналы у бабушки без спроса, о чем после переживал, не решившись ей сразу признаться и проворочавшись в постели до самого утра. Алексею так хотелось стать рекордсменом класса по сбору макулатуры, что он побежал в школу, не дожидаясь ушедшей на базар бабушки. Что же касается дневника, то, конечно, своим весом он вряд ли мог вывести Лешку в чемпионы, но зато его своевременная пропажа вместе с полученной «двойкой» по математике гарантировала субботний поход в зоопарк. А зоопарк был обещан Стыдобиным-старшим Стыдобину-младшему при одном условии: никаких «неудов» за неделю. Пропажу «Крестьянки» бабушка обнаружила нескоро и вроде бы совсем не рассердилась на внука, но взгляд ее укоризненный запомнился ему надолго. Да и с дневником остался осадок. В зоопарк они с отцом сходили, но как-то не по-честному, что ли... 

Казалось бы, прошло столько лет, а вот, поди ж ты, он внезапно почувствовал пунцовые пятна на лице – точь-в-точь, как в ту памятную бессонную ночь после сдачи в макулатуру бесценной «Крестьянки» и запятнанного «двойкой» дневника. «Стоп! – скомандовал он вслух и победоносно вскинул руки вверх. – Вот она – эврика! Нашел!..» Оказывается, чтобы перевернуть мир такого прожженного дельца, привыкшего идти, нет, шагающего по головам стоящих у него на пути, требуется сущая малость, ерунда, всего-то один взгляд – и это будет взгляд одной тихой молчаливой старушки, пришедшей послушать его предвыборный спич. Да, решил автор, одна секунда, глаза в глаза, и в душе Евдокима Дорофеевича наступает катарсис. Ему просто станет стыдно. Стыдно перед рано ушедшими из жизни родителями, перед бабушкой, перед одноклассниками с их жалкой парой килограммов пожелтевших газет на школьном дворе… И обманывать избирателей он тоже больше не сможет. Ни за что и никогда!

Его Евдоким Дорофеевич будто бы заново ожил, заговорив внутренним голосом писателя. Душа наполнилась трепетным ощущением удачи-добычи, словно он ухватил за перо жар-птицу и, держась за него железной хваткой, собирался взлететь ввысь и прорваться за горизонт… 

На следующий день Стыдобин сидел в кабинете продюсера сериала Цимлянского и ждал вердикта. Хозяин офиса неспешно перелистывал труд, скрепленный папкой-скоросшивателем, по привычке небрежно стряхивая сигаретный пепел мимо пепельницы. В томительном ожидании ушло не менее часа: за это время автор не раз пытался угадать реакцию заказчика, но на лице читающего нельзя было разглядеть ни малейшей эмоции.

Притушив последнюю сигарету, Цимлянский закрыл сценарий и, слегка отодвинув папку от себя, с каким-то подозрительным прищуром стал рассматривать сидящего напротив гостя. Стыдобин в свою очередь подался вперед: 

– Что скажете, Артур Семенович? Не ожидали такого поворота?

Выждав недолгую паузу, Цимлянский потянулся за новой пачкой и зажигалкой, но почему-то не стал прикуривать, а ткнул сигаретой в направлении собеседника: 

– Не пойму я только одного, голуба моя: тебе кто заказ делал? Детский журнал «Ералаш»? Или, может быть, Общество анонимных альтруистов? Или просто ностальгия по пионерскому детству взыграла?..

Автор напрягся и вжался руками в подлокотники кресла. Земля уходила у него из-под ног. Тем временем голос заказчика поднялся на тон выше:

– Ты знаешь, дружище, я голливудских сериалов про перевоспитанных мафиози тоже насмотрелся – будь здоров! А что касается совкового кинематографа про методы Макаренко и роль трудового коллектива – вот он у меня где! – и он выразительно провел ладонью поперек горла. – Но сейчас ты превзошел их вместе взятых. Тебя, Алексей, по-человечески попросили написать сценарий с хорошим коммерческим потенциалом, такой телероман о нашем времени и его лучших представителях – целеустремленных, предприимчивых, готовых взять ответственность... ну и вообще все, что к ней прилагается, на себя, не так ли?

– Так мой Евдоким Дорофеевич… он тоже – и целеустремленный, и предприимчивый, и тоже готов… Только на этот раз решил поступить честно, по совести, – попытался защитить своего героя Стыдобин. – Без фальсификации подписей, без грязных денег и предвыборных технологий. Однажды он просто осознает, что дальше обманывать не хочет… 

– Как ты не понимаешь? – сорвался Цимлянский, стукнув кулаком по столу. – Да как он после этого жить-то сможет? И на что? Не говоря уже про будущую депутатскую карьеру. Знаешь, где он окажется со своей честностью и принципиальностью? На следующий же день? Нет, не в Думе, не на Рублевке и не в Куршавеле. И в Лондон ему путь будет заказан раз и навсегда. Он окажется там же, где и ты. А вместе с тобой и я. На улице. Без мандата, без соратников, без прикрытия, без денег, без будущего!

Стыдобин опустил голову, пережидая гнев хозяина и мысленно расставаясь с заказом и, вполне возможно, со своей карьерой некогда успешного сценариста на телевидении. 

А Цимлянский продолжал критический анализ произведения, не жалея красок:

– А народ наш, заметь, не дурак. Совсем не дурак, поверь мне. В автомат Калашникова он поверит, а в такого олигарха-перерожденца никогда – и будет трижды прав. Тогда спрашивается, на кой черт нам запускать этот сериал и вбухивать уйму денег в главного героя, над которым зритель будет просто смеяться? А отсмеявшись, тут же щелкнет пультом и станет, заметь – по другому каналу, смотреть на похождения какого-нибудь убогого миллиардера, локтями и ногами строящего светлое будущее. 

– Чье светлое будущее? – попробовал уточнить Стыдобин, нервно потирая костяшки на пальцах рук.

– В первую очередь – своего канала, – наставительно прозвучало в ответ. – Заруби это себе на носу. И перепиши свою «опупею», как полагается, – с глубоким знанием жизни и законов творчества. Нужна фишка, нужен оживляж, но верно рассчитанный и вовремя преподнесенный. Ты же умеешь, не скромничай. Вставь в сюжет что-то эпатажное, погрузи героя в гущу скандальных событий, добавь этакой живительной струи, чтобы у него, его окружения, да черт возьми, у всего электората накануне выборов земля под ногами дрожала и гудела!..

Так что не расслабляйся, коллега, отправляйся домой и твори. Даю тебе на все про все два дня, о’кей? – и Цимлянский, закурив, эстетски выпустил облачко дыма в потолок.

Творец кивнул и, забрав со стола рукопись, покинул кабинет. «И на Марсе будут яблони цвести…» – мелькнула в сознании знакомая с детства задорная мелодия, но почему-то от нее стало как-то особенно тоскливо. Оказавшись за дверями, он вспомнил о ждущем в холодильнике пиве, но ему вдруг со страшной силой захотелось выпить водки. Любой. Немедленно. Одному. И много...

...Кадры, как прямо на предвыборном митинге герой, предварительно вручив каждому из присутствующих по бутылке водки, сам в качестве примера выпил свою прямо из горлышка, мгновенно вывели сериал «Раздвигая горизонты» на первое место...