Скорее всего, не многие скажут, когда на Черном море появились первые «организованные туристы»? Не просто: приплыл какой-то корабль, а на нем иностранцы. А именно – «круизное, специализированное судно». 

Маленькие хитрости большого вояжа

Утром 25 августа 1867 года американский пароход «Квакер-Сити», преодолев около 10 тыс. миль от Нью-Йорка, бросил якорь в одесской угольной гавани. Нужно было запастись углем. Это и было первое круизное судно на Черном море. Что ж, и тут американцы оказались первыми. Программа тура была заманчива: посещение Франции, Италии, Греции, затем святых мест в Палестине, ну а на закуску посещение места не менее святого – Одессы. Этот пункт круизной программы возник не случайно: оживилось русско-американское сотрудничество. А деловые американцы такое быстро учуяли и сделали выводы.

Поэтому на борту «Квакер-Сити» был даже корреспондент газет «Дейли Альта Калифорния» и нью-йоркских «Трибюн» и «Геральд». Человек молодой и веселый, он тут же стал душой собравшейся на борту компании. И, конечно, ухаживал за всеми дамами круиза, провожая их к обеденному столу словами:

– Мадам, вы очаровательны! 

Если же дама была холодна, как айсберг, и так же, как айсберг, словоохотлива, то отвечала:

– А вот вы от меня не дождетесь такого же комплимента.

Он мгновенно грустнел и шептал ей на ухо:

– А вы сделайте как я – соврите!

Так что, как видите, мы очень кстати обратили внимание на этого пассажира. Это был уже упомянутый корреспондент Сэмюель Ленгхорн Клеменс, хотя он и скрывался под вымышленным именем – Марк Твен.

Американцы народ организованный, поэтому на пристани пароход встречала сотрудница американского консульства Бетси. Она неплохо болтала по-русски, на кончик миленького носика пристроила очки, очевидно, для солидности, и, в отличие от дам круиза, была и моложе, и намного общительней айсберга. Кто-то из читателей может сказать: «Что ж так нелестно о дамах?!» Нет-нет, автор этих строк не стал женоненавистником и клянется, что это не его взгляд, он ничего не домысливал, а пользовался лишь свидетельствами двух людей: очевидца, т. е. Марка Твена, и изучившего ситуацию одесского писателя Родиона Феденева. Слово Марку Твену: «Среди 75 пассажиров Quaker City было 26 дам, которые выглядели бесполо и среднеарифметически. За три месяца плавания они всем осточертели своими утренними богослужениями под фисгармонию и вечерним волшебным фонарем с одними и теми же диапозитивами». Поэтому улыбчивая Бетси стала лучом света, но даже ей пришлось отвечать на довольно непростые вопросы пассажиров:

– А правду пишет путеводитель, что в Одессе нет никаких достопримечательностей?

Марку Твену стало так жаль девушку, что он попытался прийти ей на помощь:

– Может, господь над нами смилостивится и пошлет хоть какие-нибудь руины?

Но Бетси помощники были не нужны:

– Руинами Одесса обзавестись еще не успела. Но у вас есть целый свободный день. Тем, кто не намерен скучать в каюте, я покажу город. Лично я нашла в нем много забавного.

Особая одесская система мер

Импровизированная экскурсия двинулась вслед за Бетси по Военному спуску в город. С Гаванной улицы, куда они вышли по брусчатке мостовой, спускалась к порту нескончаемая вереница подвод и фур, и Бетси между прочим обронила:

– Оборот одесского порта в прошлом году составил сорок миллионов рублей.

Это была баснословная сумма, деловые американцы это сразу отметили. Поднялись к дворцу Воронцова. У входа в сад дворца продавалось вино из подвалов графа Семена Воронцова – сына бывшего губернатора. Золотистое крымское вино «Мускат-сека» урожая 1856 года отпускали по три рубля ведро, и именно ведрами продавали. Ведра, увы, у прибывших янки с собой не оказалось, что сразу омрачило экскурсию.

Вышли на Николаевский бульвар и убедились, что без памятников городов не бывает. Читаем у Твена: «Легкая бронзовая фигура дюка де Ришелье скучала у начала невиданной лестницы. В Риме мы исходили немало лестниц, но такой не встречали. Она столь впечатляюща, что люди на ней кажутся издали просто муравьями».

На улице Итальянской в доме Кортинга Марк Твен, которого как журналиста кормило перо, не нашел сил пройти мимо магазина господина Миллера, как гласила вывеска: «изобретателя самых крепких в мире чернил». И здесь ждал сюрприз: испытать изобретение господина Миллера не удалось – чернила, как и вино Семена Воронцова, продавались исключительно ведрами. Причем Твен отметил, что Одесса – очень культурный город: здесь ведро вина стоило дешевле, чем ведро чернил. В Америке такого быть не могло – на второй же день все журналисты бы спились.

Зато особое почтение вызвал загадочный магазин Нейгеборна на Дерибасовской. Там на витрине висели три шубы, а внутри совсем недорого продавались две скрипки очень приличных мастеров. У Твена просто чесались руки извлечь звук хотя бы из одной из них. Но Нейгеборн развел руками: две скрипки продавались только с тремя шубами. Зато их разрешалось примерить. Но мерить женскую шубу Твену почему-то не хотелось.

И лишь в ресторации Комботекро на Дерибасовской, куда Бетси повела американцев, им удалось наконец отвести душу. Просто заказали шелковичное мороженое с медом. Правда, как вы уже догадались, оно тоже продавалось только ведрами, но это было как раз то, что тот в момент требовала душа. Лед и мед, что может быть прекраснее после прогулки по городу такому странному и при этом такому знакомому. Трудно сказать, в шутку или восхищаясь, Марк Твен потом в своей книге «Простаки за границей» писал: «По виду Одесса точь-в-точь американский город: красивые широкие улицы, вдоль тротуаров наша белая акация, деловая суета на улицах и в лавках. Я не заметил ничего, что подсказало бы нам, что мы находимся в России. Куда ни погляди, вправо, влево, – везде перед нами Америка!»

Человек в полотняном сюртуке

И как грустно, что встреча с Одессой была кратковременной. Американский консул, державший в Одессе свою резиденцию, примчался на пароход, словно за ним кто-то гнался. Но так и было: его гнал его долг. В страшном волнении, собрав своих соотечественников, он сообщил:

– Сегодня вечером вы отбываете в Ялту.

– А что мы там забыли? – попытался охладить его пыл самый молодой из американской группы Чарльз Лэнгдон, судя по всему, уже начавший осваивать тонкости одесского языка.

– Послушайте меня, и вы таки скажете «да», – отвечал консул, тоже явно подружившийся в Одессе с ее языком. – Господа, вас хочет видеть русский царь Александр Второй. Запомните, день 25 августа 1867 года войдет в историю.

Это всех так взволновало, что тут же стихийно возникло решение написать приветственный адрес, чтобы вручить его российскому императору при встрече. Его автором, как нетрудно догадаться, стал Марк Твен, проникнувшийся ответственностью высказаться от имени целой страны.

В Ялте пароход «Квакер-Сити» встречал весь город (не пугайтесь – это полторы тысячи жителей). Американцев погрузили в выстроившуюся на набережной вереницу экипажей и ландо и повезли в Ливадию, императорскую резиденцию. При въезде их ждал высокий худощавый человек, одетый в летний полотняный сюртук. Он жал каждому руку, стараясь никого не обойти, улыбался и шутил.

– Кто это? – поинтересовались у провожатых.

– Царь, – обескуражили их. 

Марк Твен зачитал приветственный адрес. Александр ІІ слушал внимательно, часто кивал. Поблагодарил мягко, по-хозяйски. А дальше человек в полотняном сюртуке вызвался стать гидом по Ливадии. Сам он и члены его семьи с явным удовольствием и, кажется, гордостью показывали свой дом и парк. А потом пригласили всех на завтрак.

«У них это называется завтраком, – иронизирует Твен. – Это были сушки с чаем, в который выжимали лимон или подливали ледяного молока – кому как нравилось».

Марк Твену понравился чай с лимоном, причем, понравился не меньше, чем дворец в Ливадии: «Они оба бесподобны!»

 Жаль, из тех ошеломивших диковинок сегодня доступен только чай, дворец не сохранился. В 1911 году архитектор Н. Краснов возвел на месте того давнего уютного строения, с балконами и лоджиями, больше похожего на особняк, новый величественный Большой белый дворец. 

У кого-то может возникнуть вопрос: почему сам царь счел нужным принять этих первых заморских туристов? Марк Твен прочувствовал это: «Царская фамилия, несомненно, считала, что, принимая нас, она может выказать отношение к народу Америки куда лучше, чем если бы осыпала любезностями целый взвод полномочных послов».

Прощание с гостеприимными черноморскими берегами для Марка Твена и его спутников было грустным и праздничным одновременно. Пароход «Квакер-Сити» вдруг осветился на рейде сотнями бенгальских огней, а бравурная музыка снова привлекла на набережную, на импровизированный прощальный танцевальный бал, всю Ялту. В мерцающем свете взмывающих в ночное небо шутих и ракет лики местных южных прелестниц были особенно таинственны и обворожительны. 

Так закончился этот круиз. Сэмюель Ленгхорн Клеменс, он же Марк Твен, всегда считал свое посещение Черного моря и, в частности, Одессы одним из самых важных событий своей жизни. Случайная встреча на пароходе с Чарльзом Лэнгдоном помогла им сблизиться настолько, что по возвращении Чарльз познакомил Твена со своей сестрой Оливией, которая вскоре стала его женой. В частных беседах эту поездку он до глубокой старости называл «мой счастливый вояж». А каким еще он мог быть, если все происходило в Одессе?