Если бы Нанули на заре ее молодости сказали, что она выдаст дочку замуж за иностранца – не за грузина, подумать только!!– и притом будет счастлива, то она бы этому сказавшему ничего не сделала, а просто бы решила, что его по ошибке выпустили из психушки.

Две старшие дочери, уже порядком перезревшие красавицы, принесли радостную весть маме, заблаговременно напившись валерьянки: мало ли что случится с пожилой, много пережившей и беззаветно преданной детям эмоциональной мегрелкой.

Нанули рухнула на стул и по привычке заголосила:

– Ваи, чкими цодо, что люди скажут!!

Девочки схватились за руки и пережидали кратковременные осадки.

Внезапно Нанули прекратила голосить и сказала деловым тоном:

– А они уже расписались?

Девочки выдохнули и наперебой стали рассказывать маме про будущего зятя-свет-в-окошке: итальянец! Красавец! Нашу Эло обожает! Живет в Риме! Родители врачи! Нашу Эло обожают! Вот приедут с тобой знакомиться, и все решим на месте.

Для Нанули весь этот Рим был другой планетой, но столько лет безрезультатно прождав от старших девочек замужества по всем правилам, решила отступить от своих железных принципов.

– Девочки, – сказала она, – надо подготовиться.

Тем временем Эло в Мюнхене следовала своей стратегии.

Пример старших сестер выковал ее характер, и без того вполне алмазный.

Несмотря на всю красоту, тонны прочитанных книг и безупречное воспитание, Эло понимала, что она с сестрами – бесприданницы.

Раньше огромным спросом пользовались грузинские мальчики – красавчики и мотыльки, вулкан романтизма и генератор красивых слов. Теперь все изменилось, они порядком пообтрепались, на арену вышли созревшие к борьбе за свободу хладнокровные грузинские девочки.

– Мужчина может жениться на иностранке, – наставлял когда-то папа, ныне покойный. – Потому что он приводит жену в свой дом, и дети будут его крови. А если девушка уходит в другую страну – ее гены уходят вместе с ней.

Старшие – Софо и Дарико – так и не смогли переступить через сотни заграждений, впитанных с молоком матери, и все годы учебы в Германии прошли, считай, впустую.

Эло анализировала и делала выводы.

Надо оставаться собой – упрямо решила она.

В Мюнхене ей неожиданно попался Массимо – он сразу оценил пухлые губы, высокие скулы, надменный взгляд и тонкую талию. Все остальное оценить ему еще предстояло, и она постарается, чтобы он это сделал непременно.

А она оценила все разом. Такого парня упустить – преступление.

– И идите все знаете куда, – молча решила Эло и приступила к плану Бэ: решилась жить вместе с Массимо.

И вела себя так, будто они уже муж и жена.

Когда он собрался ехать на каникулы домой, заботливо сложила его вещи в чемодан.

– Массимо, дитя мое, посмотри!! – вскричала итальянская мама-врач. – Кто это тебе так погладил вещи – прямо как я! О! Я дождалась!! Каро мио, не упускай ангела!

Массимо загадочно улыбался – ему не терпелось снова оказаться в Мюнхене, где его ждали домашние ужины – каждый вечер. Он не знал, что на свете есть такие девушки – красивые, умные, заботливые и не болтливые, как сороки.

Он был рядом с ней как бог Юпитер!!

– Кстати, ма, – вспомнил он, – она передала для тебя подарок.

И протянул маме коробочку, в которой лежал кружевной носовой платок.

– Она сама его вышила, – пояснил он, опасаясь, что у римской балованной мамы, открывшей рот от крайнего изумления, будет удар.

Родители Массимо решили взять быка за рога и приехали знакомиться.

Девушка из неведомой страны, избранница сына, была точь в точь молодая Софи Лорен!

– Нет, по-моему, она больше похожа на Монику, – шептала возбужденная мама, наблюдая, как приседает на стройных голенях Эло в поисках какой-то специальной подставки для ризотто.

– А может, все-таки на Стефанию Сандрелли? – мечтательно перебирал папа, получая от супруги испепеляющий взгляд – Сандрелли она ненавидела, как и всякая порядочная итальянка.

– Клаудия Кардинале, только стройная, – уточнил счастливый сын.

– Почему ты заставляешь девочку столько работать?! – вскричал папа и вырвал из рук прелестной Эло тарелки. – Я сам все разложу!!

Тем временем в мегрельской деревне шла подготовка к визиту римской пары.

Старый дом скрипел и ругался.

– Нет, ремонт мы точно не осилим, – пришла в отчаяние старшая Софо. – Лучше ты, мам, приедешь в Тбилиси!

– Только черное сними, ладно? – рискнула влезть Дарико и сильно пожалела: мама уронила поднос и вскричала, что дети ее хотят покрыть позором на пороге смерти.

– Мамочка, – осадила ее Софо, – ты только при Массимо не выступи так, ладно? А то он сбежит!

Нанули мгновенно опустила руки и задумалась.

Продукты к застолью собирали со всей деревни: Нанули везла 2 поросят, 8 куриц и 10 головок отборного сулугуни, это не считая мешка кукурузной муки и гергили.

– Мама!!!! – вскричала Софо, увидев мать на пороге. – Кто это все будет готовить!

– Много вы понимаете – еще не хватало осрамиться перед зятем, – озабоченно загрузила все добро в крошечную квартирку Нанули.

Зять ей понравился.

Прямо так понравился, что она сидела в углу и тихо алела щечками.

– Фотографию мне дайте с собой, я вашим теткам покажу, пусть лопнут от зависти, – прошептала она Дарико.

– Да запросто, – сказала та и щелкнула пару вместе с испуганно закрывшейся мамой.

Спустя пару месяцев было решено устроить в Мюнхене торжественную официальную церемонию.

– Это что значит? – подозрительно спросила Нанули. – А как они тут вместе спали, я не понимаю?

– Мама!!! – хором закричали девочки.

Готовить Нанули к вывозу в большой мир оказалось проще, чем они думали.

Светлые вещи она надела сразу при выезде из страны.

А по вопросу закрашивания седины мнения сестер разделились.

– Оставьте маму в покое, ей к лицу естественность, – величаво сказал Софо и ушла покупать шарфики к церемонии.

– Не валяйте дурака, это моя церемония, и – мам! – Эло прекрасно знала, что мама пойдет на все, лишь бы дочь была счастлива.

– Сорок пять евро!!! Да я за двадцать лари такую бы прическу соорудила тебе в Тбилиси –а все упрямство ваше! – прихорашивая маму, вопила Дарико.

– В каменном веке живем, это я сейчас понимаю, – только и сказала Нанули, осторожно садясь на красный диван в дочкиной квартире.

На церемонии родители Массимо жарко приняли в свои объятия Нанули.

– Очень интересно, – иронически отметила Нанули, отвечая на любезности улыбкой. – Ох, и поболтаю с ними вечерком о том, о сем!

Мама и папа Массимо стояли растроганные, и слезы умиления вот-вот готовы были покатиться по их щекам.

Дарико осмотрела гостей – у всех были приличествующие церемонии торжественные лица, и на этом фоне сияли все шестьдесят четыре зуба Нанули.

– Мам, – тихо дернула ее дочка за рукав, – лицо немного как-то того...серьезнее, что ли.

– Да вы что! Дождалась – дочку замуж выдаю!! – освещая все кругом бьющим через край счастьем, воскликнула Нанули под сводами старинного зала.

Прелестная Эло в платье цвета лаванды обернулась и помахала маме рукой.

***

Элена и Массимо родили ребенка.

Это событие сделало бесконечно счастливыми многих людей сразу в двух местах: в Риме и в Сенаки.

Римские родственники пригласили мегрельскую родню на крестины, и Нанули – ошалевшая от радости новоиспеченная бабушка – по привычке затянула свою песню "Зачем они беспокоились из-за меня", но тем не менее проворно собралась в дальнюю дорогу со старшими дочками.

– Молодец моя бицола*, – сказал перед отъездом на прощальной пирушке племянник Мурман, – тут в деревне некоторые даже Тбилиси не видели!

Маленький Даниэлино переходил из рук в руки.

Софо и Дарико чуть не подрались.

– Ты же сказала, что не хорошо долго держать его на руках, а сама?!

– А хорошо было, что ты его столько держала?! Я тоже хочу!

Младенец смотрел на всех надменно и утомленно, и как только его клали на постель, переставал хныкать.

– Вот вы мне все ребенка испортите, – жаловалась Эло с выросшей на три размера и без того увесистой грудью, – а мне потом с ним мучиться! Он и так через каждые два часа просыпается!

Сваты обихаживали друг друга совершенно неотличимо по национальным признакам: в этом смысле родство римлян и мегрелов было налицо.

– Ой, зачем вы как беспокоитесь, – по привычке смущалась Нанули, тем не менее с удовольствием принимая знаки внимания от синьоры Лючии и синьора Даниэле.

Глава семьи (родом с юга, мамма миа) – пророкотал что-то с высоты своих двух метров.

– Что он сказал? – шепотом спросила Нанули у Эло.

– "Не сомневаюсь, что вы бы вели себя точно так же, если бы мы были у вас в гостях".

– До чего хорошие люди, – шептала Нанули. – А их фотографию мне дашь с собой? Покажу этим кикиморам, которые лучше себя никого не знают.

Массимо показывал снимки родителей в молодости.

– Мама – римлянка, а папа – из Апулии, их в семье было девять детей.

На фотографии стояли множество строгих женщин в черном – прямо как в Сенаки, и посреди них – одна Лючия в красном и очень коротком платье с улыбкой во весь рот.

– Папа очень быстро удлинил ей платья, а брюки вообще выбросил!

Нанули подивилась: надо же, даже у них в деревне такого уже не найдешь.

Ночью Массимо ушел спать на тахту – чтобы выспаться, пока Эло помогают женщины.

Все уснули, а Нанули зорко следила, чтобы Даниэлино не проснулся.

Вдруг он выпростал ручки и стал ими размахивать.

– Вот почему он просыпается! – догадалась Нанули и схватила избалованного римского внука за обе руки.

Ребенок сильно удивился и стал сопротивляться.

– Чшшшш, чшшшш, – перепугалась Нанули. – Не разбуди мне тут Эло, бедная моя девочка, совсем истаяла, шельмец ты!

Даниэлино потрепыхался, да и задремал.

– Будь моя воля, я бы тебя запеленала, – шептала Нанули. – Придумали моду – младенцев в штаны и рубашки одевать! Младенца надо туго-натуго, как сверток, чтоб не пикнул. Я вон троих вырастила, одна другой краше. Не послушают же меня – бабка отстала от жизни, а вот – ручками себя будишь, и сам не спишь, и маме не даешь!

Даниэлино спал, Нанули крепко держала его крошечные ладошки, и ночь шла медленно, клубясь чужими снами.

Утром Нанули кашляла и чихала.

– Мама, – вышла из себя Эло, – ты точно ненормальная! Ну хоть бы халат накинула!

– Ничего, – просипела бабушка, – зато вы все выспались!

Синьор Даниэле что-то пророкотал.

– Я бы точно не смог этого сделать, дорогая синьора Нана, – перевела Эло.

________________

* бицола – (груз.) жена родного дяди, так называют пришлую тетку, а не родную по крови.