Петербург

Стансы городу

Может статься, пора перестать восхищаться тобой –
Вицмундирным твоим, нарочито-парадным фасадом,
Всей твоей неживой, нежилою твоей красотой,
Трехсотлетняя Барби, знакомая с мором и гладом?
Может статься, давно оснований для пафоса нет?
Блеф открыточный – Медный Пахан и собора громада?..
Горожане скользят. Каждый первый – великий поэт.
Как и каждый второй – беспрокольный сюжет для романа.
Демонстрируя вольность – куря на ступенях дворца –
Я уместен вполне, с одинокой фигурой поджарой.
Но глаза отвожу от наивных потуг гордеца,
Вроде штопок вдовца, чересчур аккуратных, пожалуй.
Вот оно – чересчур. От раздутия каменных жил
До желания видеть в любом собутыльнике Блока.
А за серым окном «Пирожковой» пространство лежит,
Где уютно истории, чайкам, атлантам и строкам.

Письмо Печорина Онегину

К Вам пишу, мой друг. За окном – Кавказ.
Победителей нет, и уже не будет.
Возмущаться излишне. Потомки нас,
Не смутившись, запишут в «лишние люди».
И толстяк-пятиклассник, прищуря глаз,
Нас накажет презрением и осудит.

Поначалу я вовсе хотел молчать,
Но винцо в груди побуждает к мести.
Скучно. Грустно. И некому руку пожать
В этом проклятом всеми курортном месте.
Остается бумаге передавать
Представленья о доблести и о чести.

Пушка бьет и опять попадает в небо.
Раздраженье достигло критической массы.
Облака над Печорой или Онегой
Отсюда дальше Луны и Марса.
Здесь чечен с кинжалом ползет по брегу,
Демонстрируя хитрость и злобу барса.

Генералы в расстройстве. Количество беглых
Превышает число геройски убитых.
Не такое уж, видно, святое дело –
Расширенье пределов страны немытой.
Ищешь женщин, но Нины, Татьяны, Бэлы
Вышли замуж. Пусть их воспоют пииты.

Перечесть не страшно. Но лучше к фляге
Приложиться и дать отсыреть запалу.
Я печально гляжу, как тускнеют флаги,
Как пространство и время, составив пару,
Превращают в пепел листок бумаги
Одинокий и белый, как в море парус.