Чаепитие

Мослы закутав в плед,
Шалун изрядных лет,
Простывшим вечерком
Побалуйся чайком.
Покрепче завари.
Дверь в доме затвори,
Зане к тебе на чай
Никто не рвется, чай.
Темнеет вечерок,
Как в пальцах сахарок.
Вот-вот всплывет луна
Лимончиком со дна.
И свет пора зажечь,
Да лень закончить жест,
И чашечка у рта
Застыла. Ты устал.
Ты выжат, как лимон.
Ты выжжен, как клеймо
На вечера плече.
Долей погорячей
Воды в заварник. Вновь
Пей чай. Кури в окно.
«Отбой» – себе сказав,
Закончи вечер свой,
Старательно прибрав
Посуду за собой.

Шолом Алейхем

В скрипачи, во врачи, да в начальство.
В гипертоники. В туберкулез…
Ой ты, счастье… Еврейское счастье…
Анекдот. До икоты. До слез.
Говорок поминальной молитвы.
Местечковость глобальных бесед.
До погрома. До стука в калитку.
«Выходи побалакать, сосед!»
Эй, мешпуха, сивушному духу
Ты калитку свою отвори!
А земля, разумеется, – пухом.
Пухом вспоротых шашкой перин.
А береза уж слишком кудрява.
Надо, надо ее заломать!
И мусолит ручонкою дряблой
Сотню черную Родина-мать.
Непременно отыщется крайний,
Чтоб возить по брусчатке лицом
И за воду, пропавшую в кране,
И за кровь христианских мальцов.
Из паскудства, и скотства, и скуки
Армячок на посконных плечах.
И румяные сукины внуки
Рвутся «заговор» разоблачать.

Реклама

А я рекламу в телеке люблю.
Все эти йогурты, бульоны, «блендаметы» –
Приметы времени, гламурные заметы
Сердец затюканных. Я время тороплю:
«Прерви кино! Приди, очарованье,
Пускай не легкого, но свежего дыханья!..»
Мгновенье чудное я помню: с головой,
Помытой «два в одном», ты мне явилась,
И все отжившее мгновенно оживилось
В душе моей! И тетя Ася твой
Наряд венчальный белизны альпийской
Несла в руках. Кругом с предсмертным писком
Пикировали наземь комары.
И кариес поверженный сдавался.
И визажист с помадой появлялся.
И, бросивши далекие миры,
На сыр слетались инопланетяне…
Меня пожить в тот мир рекламный тянет.
Пусть на часок. Я выдержу, смогу!
У счастья поторчу на правом фланге.
Пойму: не все, что с крылышками, – ангел.
Но эту тайну в сердце сберегу.