Шолом-Алейхем

В скрипачи, во врачи, да в начальство.
В гипертоники. В туберкулез…
Ой, ты, счастье… Еврейское счастье…
Анекдот. До икоты. До слез.
Говорок поминальной молитвы.
Местечковость глобальных бесед.
До погрома. До стука в калитку.
«Выходи побалакать, сосед!»
Эй, мешпуха, сивушному духу
Ты калитку свою отвори!
А земля, разумеется, – пухом.
Пухом вспоротых шашкой перин.
А береза уж слишком кудрява.
Надо, надо ее заломать!
И мусолит ручонкою дряблой
Сотню черную Родина-мать.
Непременно отыщется крайний,
Чтоб возить по брусчатке лицом
И за воду, пропавшую в кране,
И за кровь христианских мальцов.
Из паскудства, и скотства, и скуки
Армячок на посконных плечах.
И румяные сукины внуки
Рвутся «заговор» разоблачать.

Троллейбус

Булату Окуджаве

От ночи, как в детстве, и сладко и жутко.
А я по апрелю сегодня дежурю.
Анапесты пестую. Воздух краду.
И в синий троллейбус сажусь на ходу.
Ах, синий троллейбус – летучий арбатец,
Устал на духовность горбатиться, братец?
Последний форпост. Ла-Рошель ля-минора.
Катись! По маршруту от глади до мора
Катись. Пассажирам с высокими лбами
На старенькой скрипочке Моцарт слабает:
Последним – крушенье в ночи потерпевшим,
Простуженным, – красное лето пропевшим, –
Бумажным солдатам, читающим Пруста.
В салоне уже относительно пусто.
Все делали правильно – за руки брали
Друг друга. И поодиночке пропали.
Лишь надпись: «Здесь были…» – на спинке сиденья.
… Троллейбус вершит по бульварам круженье.