Если вам кто-нибудь скажет, что дружба – понятие круглосуточное, плюньте ему в глаз. Знаю я такую дружбу. Завалится в два часа ночи, бородатый, как Хемингуэй, но без большой рыбы. Даже без маленькой. Зато с бутылкой водки. Рыбу он съест вашу. И вообще, все, что есть в холодильнике, съест. А потом начнет песни под гитару орать. И если вы ему робко намекнете, что от его песен дети не спят, собачка воет, а соседи ругаются, он водку все равно свою допьет, расскажет вам про вашу подлую, приземленную и неромантичную сущность и уйдет, громко хлопнув дверью. 

Когда же вы позвоните ему по телефону и робко попросите в удобное для него время (но лучше не ночью) «передвинуть небольшой такой комодик к другой стеночке, чтобы была такая, знаешь, тумбочка под новый телевизор», то этот Хемингуэй могучий тут же тоненьким детским голоском своего сына ответит, что папа в командировке и неизвестно. Так что лучше сразу плюньте ему в глаз. 

Все сказанное к Малышу не относится. Он безо всяких лозунгов передвигал мне всю мебель одной только силой воли. Потому что он хрупкий и росту небольшого. Ну вы знаете. Он всем помогал, но особенно мне, потому что считал меня дурочкой, которая без него утонет в волнах жизни. Перечислять не буду, но одна весенняя расчистка балкона от старья чего стоила! Главным в этом было убедить мою маму, что хлам давно пора выбросить. Малыш и убеждал. Он очень убедительный, Малыш. Недаром на свадьбах тамадой работает. Дар! 

И столько он мне помогал, что в душу мою закралось подозрение: «Расплата будет ужасной!» Ведь придется же расплачиваться, придется. Так в конце концов и случилось. Малыш позвонил мне и умирающим голосом сказал: «Надажа, я броздудилза…» Простудился он, значит. На рыбалке. Он от свадеб отдыхает на природе. Доотдыхался. На мокрой траве. Поймал леща. 

– Лежи, – говорю. – Сейчас приеду, привезу лекарства. Глинтвейну тебе сварю. 

Все с тем же насморочным прононсом Малыш отказался от лекарств. Я похолодела. Ему нужно что-то другое! Что? 

– Наташа, хотя ты, конечно, и дурочка, но язык у тебя подвешен хорошо. 

– Да. 

– В школьной самодеятельности ты участвовала. 

– Да.

– И тебе аплодировали.

– Да. 

– И ты завтра вечером будешь вместо меня тамадой на свадьбе.

– Да. 

Что-о-о-о? 

Малыш поймал меня в типичную ловушку. На два-три вопроса отвечаешь «да» более-менее осознанно, а потом – просто автоматически. Однако деваться было некуда. Услуги тамады уже оплачены. Надо отработать! Кроме меня – некому. Баба Катя и баба Вера, его подружки-старушки, для которых он тоже много чего хорошего сделал, готовы – но только в паре. А там и одной-то испугаются… Словом, я согласилась. В качестве подбодрительной мантры выбрала строчку из Симонова: «Майор привез мальчишку на лафете…» Ой, нет! «Ничто нас в жизни не может вышибить из седла!» Проверю свои способности и докажу Малышу, что дружба – понятие круглосуточное. Извините за банальность, больше не буду, плюньте мне в глаз.

Я согласилась – и начался сплошной телефонный террор. Насморочный голос каждые полчаса подвергал меня инструкциям и инспекциям. 

– Дзынь! Платье надень бархатное фиолетовое! Бряк. 

– Дзынь! Шарфик возьми у мамы. С люрексом. Не перебивай. Я тоже не люблю люрекса. Клиенты любят. Бряк. 

Дзынь! Бряк. Дзынь-бряк. 

– Рожу накрась! Стрелки на глазах, стрелки-и-и!

– И тени. Фиолетовые. 

– Не обижайся. Но губы тоже. 

– Не обижайся, но в зеркало смотри внимательно. Внимательно! Ты ж краситься не умеешь. У тебя Пикассо получается. А клиенту нужен Шилов. Шилов! Отставить дискуссию! Это клиенты с поселка. Им тамада нужен «чтоб было». 

– Парик! Возьми у мамы парик! Клиенты любят. 

– Тосты выучила? 

Вот за тосты я была спокойна. Сама сочиняла. Для того же Малыша. И «Сияет солнце с небосвода. Мы видим в этом верный знак: Сама бурум-бум-бум природа Благословляет этот брак!», и «Вы – пара лучшая на свете. Как говорится – в добрый час! Пусть в мир придут на радость дети, Во всем похожие на вас!», и много еще чего… 

– И не напейся там! А чего ты обижаешься? Я вот в первый раз напился… В самом начале. А потом уже научился напиваться постепенно. 

Дзынь-бряк. 

– И бумажку не забудь! Бумажку! Тебе клиент должен дать бумажку! С подписью. Мол, работой тамады доволен. Претензий не имею. 

Бумажка! С подписью! Я погрузилась в полуобморочное состояние… И в таком состоянии отправилась в столовую 19/8 «Колосок», где было намечено мероприятие. Пожилые соседки одобрительно кивали головами: 

– Вот можешь же выглядеть красивой, когда захочешь! И губки, и глазки, и прическа… Или это паричок? 

– Паричок, паричок, это ее мамы паричок… 

– Ну, дай тебе Бог мужа хорошего, хотя вряд ли… 

Паричок моей мамы и шарфик с люрексом клиенты одобрили. Осыпание молодых пшеном и лепестками цветов с последующим откусыванием каравая я провела на твердую «четверку». В пшено папа жениха подкинул монеток – это чтоб богатыми были. Сами! А не сидели на папиной шее. Не пожалел даже юбилейный рубль (да, это было так давно!). Рубль этот при осыпании угодил невесте в лоб. Суета с мокрым платочком и последующим припудриванием помогла мне собраться с… Ну, вообще собраться. Я бодро начала: 

– Сияет солнце с небосво… 

… и больше я ничего не помню. 

Нет, не потому, что напилась. Наоборот, когда все подняли бокалы, я пригубила и отрубила:

– На работе не пью! 

Тогда меня отпихнули – и выпили за меня. И тосты говорили за меня. И туфельку невесты воровали уж совсем без меня. Меня отодвинули. Я была чужая. Не ихняя. Пятая нога, хотя и с накрашенными губами. Я металась, как бледная моль по квартире, больше всего мечтая спрятаться в шкаф навеки. Нет, я пыталась что-то сказать, но только пищала, как старая кукла, если ей нажать на живот. И что я могла пискнуть, кроме «Мама!»? 

Жених-невеста-дружка-дружок-сваты-сватьи-сестры-братья… Все слилось в одно. Все смешалось, дом Облонских отдыхает. Только одно лицо показалось мне родным: лицо смуглокожего юноши, который пришел на этот шабаш с одной из подружек невесты. У него были трагические непонимающие глаза. Демонстрируя «хинди-руси, бхай-бхай», его щупали и теребили, тянули в хоровод и приглашали в неприличные игры, которые обязательны на поселковых свадьбах. Брат мой, усталый страдающий брат… 

Меня выручил седой музыкант из приглашенного оркестра. Это был гений. Лихо опрокидывая рюмки, он, подобно Сашке из «Гамбринуса», подхватывал любую мелодию, лабая попеременно на баяне, гитаре и электрической пианинке. Он пел! Он подтанцовывал! Он владел ситуацией. Я – нет. Из полуобморочного состояния была уже готова перейти к обморочному. Музыкант вытащил меня из толпы, припер в углу и вручил желанную бумажку, к которой присовокупил какой-то пакет:

– Вот, я тебе подписал. Претензий не имеют. Все пьяные уже. Передай Малышу, что ты настоящий друг. И вот тебе коньячок. Дома выпьешь. Тебе надо, зеленая вся. Иди, иди, я разберусь… 

Я поцеловала его в серебряную щетинистую щеку, прослезилась и вышла во тьму. 

Во тьме ругались. 

Смуглокожий юноша отчитывал свою подружку:

– И на эту девушку я хотел наступить в брак! Куда ты меня привел? Какие ужасный люди! 

Блондинистая девушка куксилась, собираясь заплакать. 

– Что, не понравилась свадьба? – поинтересовалась я. 

– Как может понравиться? Они спрашивали, сколько стоит мой штаны! Они хотели снять с меня этот штаны! И поменять, не знаю на что! Прямо в зале! И такие игры… Не комильфо. И я еще хотел наступить на нее в брак! 

Я поняла, что сейчас могу взять реванш и оправдаться в своих собственных глазах за свой собственный позор. Язык-то у меня все же подвешен. Или нет? 

– А вы представьте, что вас привели продемонстрировать странный, но интересный народный обряд. В вашей стране ведь тоже туристы хотят видеть то, что у себя не увидят? Ну и вы посмотрели наших украинских аборигенов. Можете сравнить. А ваша девушка ведь совсем на них не похожа… Она такая скромная, нежная… Вот вам не понравилось – и она ушла с вами. Вы сердитесь – и она уже плачет. Потому что любит… 

Да, с толпой мне не справиться. Главное, запомнить это – и больше никогда. А вот парочку я помирила. Психотерапевт-любитель. Но – не тамада, не тамада! 

Чувствительный иностранец и его блондинистая подружка усадили меня на троллейбус и тут же принялись целоваться. Мне неожиданно стало легко и совсем не стыдно. Подумаешь! Бумажку-то подписали… 

И Малыш наутро сказал мне «спасибо». И больше ничего не сказал. Ни одного худого слова. Потому что настоящий друг. Круглосуточный.