Любите ли вы?..
Любите ли вы лето? То есть любите ли вы его так, как люблю его я – чтобы всю зиму ждать и надеяться, всю весну подбирать купальник и колебаться между палаткой и отелем?.. А когда навалится жара, завесить все окна и перемещать себя из-под холодного душа к вентилятору и обратно. Потому что в одиночку в отпуск ехать как-то странно, а выбрать достойного спутника – очень и очень сложно.
Любите ли вы людей? Так, как люблю их я? На достойном расстоянии, в парадных одеждах – желательно белых. Лучше всего – в письменном виде.
Так вот, эти люди уже отпускнулись-оттянулись – и теперь, возвратясь из недальних странствий, шлют мне письма.
«Даже не знаю, здороваться с тобой или как. Ты странная женщина, и знакомые у тебя такие же.
Поэтесса Х... Чтоб она провали... То есть пусть она живет сто лет, эта твоя поэтесса, но подальше от меня. Ты спросишь, как же так, и почему вдруг, и ты ж ее так любила, считала утонченной натурой...
Да, считала! Пока видела ее в филармонии. Она там тихо-мирно спала в восьмом ряду. Я тоже спала. Только на сцене. Я там играю, как ты знаешь. В оркестре. На флейте-пикколо. Партия у меня небольшая, но приятная. Сразу после литавр. Литавры «бум!» – я просыпаюсь – и «тюр-лю-лю...» Поэтесса Х. тоже просыпается и бешено аплодирует. Потом мы обе засыпаем до конца сюиты. «Сны китайского императора» называется. Ему снится бой, а просыпается он под трели соловья. Трели соловья – это, собственно, мы с моей флейтой.
Аплодисменты Х. убедили меня в том, что она интеллигентная женщина. Поэтому, когда мне выделили льготную путевку на двоих в лесной пансионат «Нотный стан», я предложила этой пресловутой так называемой ничтоже сумняшеся поэтессе поехать со мной и разделить расходы и восторги. Комната на двоих, тихое озеро, лирико-музыкальные вечера при свечах, на свет которых слетятся... Ну, я надеялась, что слетятся. И не только комары.
Она задала мне странный вопрос – люблю ли я грибы. Почему это меня не насторожило? Мы, творческие натуры, так доверчивы... впрочем, тебе этого не понять.
Я ответила, что грибы люблю.
Собственно, в этот решающий момент я представляла себе роскошный романтический ужин и «трюфли, радость юных лет». Это Пушкин, но ты наверняка не знаешь, – Господи, с кем приходится общаться...
Отправляясь в «Нотный стан», я представляла себе прогулки по аллеям леса... Ты, такая приземленная, небось скажешь, что в лесу нет аллей? Так, впрочем, и оказалось. Аллея была одна. Она вела от столовой к танцплощадке. Дальше начинался лес с какими-то шишками и паутиной.
Так вот эта, с позволения сказать, поэтесса просыпалась в половине пятого утра с идиотскими причитаниями: «Птички, птички! Послушай, как поют птички!» Или еще хуже: «Кто рано встает – тому Бог дает!», чтоб ее черти побрали. И начинала шуршать кульками, которые культурные люди называют пакетами. Какой садист придумал шуршащие пакеты? Они меня еще в филармонии достали. Я «тюр-лю-лю», а они шуршат – конфетки достают. Моя же придурковатая, как оказалось, сожительница в кульки собирала грибы. И даже думала, что я, любимица муз, пойду с ней по эти самые грибы. В пять утра!
Мало того, вернувшись в восемь, она совала мне в душу и в подушку эти самые грибы, восторгаясь: «Ты смотри, сколько белых!» Прямо Чапаев какой-то, реки Урал на нее нет. А в озере она плескалась, как рыба.
Однажды эта Х. набралась наглости и предложила мне помочь почистить маслята. Я решительно отказалась. Так она, представь, свела дружбу с поварихой и у нее на кухне что-то там жарила, сушила, солила, мариновала и закручивала. Когда же наступало священное время гулять по аллее, это жалкое существо отправлялось спать. Так что мои музыкальные вечера проходили под ее некультурное, чтобы не сказать больше, похрапывание. Звуки флейты и споры об искусстве – на свет моих свечей таки слетелось несколько довольно интересных мужчин и одна совершенно неинтересная дама – не трогали ее черствого сердца. Только однажды, когда самый интересный мужчина задал высокообразованный вопрос про отчество великого художника Борисова-Мусатова, поэтесса, не открывая глаз, пробормотала: «Эльпидифорович» – и закрыла ухо одеялом.
А как она подвела меня с летучей мышью!
Эта мышь влетела в комнату, заметалась, потом упала на пол и попискивала от ужаса.
Хотя ужасаться представился случай как раз мне. Я поняла, что это – лучший способ закрепить высокие отношения с самым интересным мужчиной. Он же рыцарь? Пусть спешит на помощь!
Я натянула кружевной пеньюар, вскочила на кровать, поправила декольте и музыкально воззвала:
– Мышь! Летучая мышь! На помощь! Есть здесь мужчины?
Так эта твоя с дуба рухнувшая поэтесса выползла из своего одеяльного кокона, аккуратно подхватила мышь полотенцем и выпустила ее с балкона. И при этом задала идиотский вопрос: «Зачем нужны мужчины»?
А когда в дверь заглянул тот – самый интересный – сосед по коридору, сказала ему:
– Идите спать... Все уже в порядке.
Вот этого я ей особенно не прощу!
Нет, отдых не удался.
А поэтесса была довольна, как дура. Увозила с собой банки маринованных и нитки сушеных грибов. По слухам, самый интересный мужчина помог ей дотащить этот пошлый сельскохозяйственный груз до дому всего за две банки и одну нитку.
Вот и верь после этого людям.
Не прощаюсь, поскольку не здоровалась».
Поэтесса же ничего мне не написала. Просто занесла нитку сушеных грибов и баночку маринованных. Сказала, что отпуск провела прекрасно. Только соседка немножко громко играла на флейте по ночам.
Кручу на вилке маринованный масленок и думаю: любите ли вы грибы так, как люблю их я? Чтоб не собирать – а прямо в банке?
И еще я думаю: как быстро кончается лето! То ли мы его провели, то ли оно нас...