Мама назвала его Ростиславом. Сам он рос плохо – маленький, худенький. А вот слава его росла.

Если тебе не удаётся накачать мускулы, а чтобы откусить противнику ухо приходится очень сильно подпрыгнуть, то заводи себе странное хобби.

Ростик был обижен жизнью, поэтому из чувства солидарности полюбил тех, кого не любит никто. Он завёл себе змей. Ну, сначала рыб, потом жаб и лягушек, потом полозов, а потом и настоящих змей. Ядовитых. В посёлке прошёл слух, что если Ростика обидеть, то он нашепчет своим гадюкам (тоже мне, Гарри Поттер!) – и те заползут ночью к обидчику в кровать. Искусают насмерть. Опухнет и помрёт.

Слухи и страхи – это слава. Слава росла. А отношения с роднёй портились. Мама выселила Ростика во флигель. С его аквариумами и террариумами. И практически от него отказалась. Но периодически припахивала на огороде.

На этом огороде мы и познакомились. Я мимо проходила. Книжку, что ли, подружке относила – не помню. Смотрю через забор, а там мальчик огород пропалывает. Рядом с ним ползёт черепаха. Здоровенная. А на панцире у неё стоит бутылка вина и стаканчик. Мальчик пару сорняков выдернет – и отхлебнёт из стаканчика. Очень удобно. Сочетание «бутылочка домашнего вина и мальчик» меня не удивило – это ж посёлок! Они там посадки мака прячут в зарослях конопли. А вот животное...

– Мальчик, – говорю, – а где вы взяли эту черепаху? А что она ест?

Он мне отвечает:

– Хорош мальчик! Мне уже двадцать два года! Могу паспорт показать.

– А покажите мне лучше черепаху...

И перелезла через забор.

Ростик показал мне, кроме черепахи, огромных рыб астронотусов, гюрзу, эфу, зелёных африканских змей куфий.

– Я про них у Даррелла читала! И ещё про мамбу!

Мы содержательно поговорили о Даррелле и об «увидим ли Бразилию до старости моей...». И перешли на «ты».

После второй бутылки вина Ростик сказал, что он бы в меня влюбился, если бы не леди Блю. Я знала леди Блю. Её весь город знал – по телику показывали. У неё были доги, тойтерьеры и очень большие террариумы. Она была совершенно свихнутая любительница животных. Я ей завидовала. У меня только кошки и дворняга Карма. Правда, они по характеру хуже змей подколодных... но шарм не тот.

Ростик влюбился в леди Блю романтически, как в рыцарских романах влюбляются в портрет. Он влюбился в рассказы – о том, как она разводит богомолов и жаб-ага. Жаба-ага – огромная. Мышей ест. И кузнечиков. Возьмёт пальчиками – и в рот. Рот у неё, как в поговорке: «до ушей – хоть завязочки пришей».

Ростик услышал о леди Блю, когда был практически ребёнком и учился в пятом классе. 

Услышал – и был убит насмерть. Родные души находят друг друга в потёмках мрачной действительности. Разузнав о дате её рождения, романтик отважился позвонить в дверь. В руках пятиклассника трепетал подарок: три цветка подсолнуха с огорода и точёная – просто нефритовая! – лягушечка квакша в банке. Живая.

Леди Блю приветила поклонника, а особенно квакшу, которую тут же определила – сперва по латыни, а потом в террариум.

Они и до сих пор на дни рождения дарят друг дружке хамелеонов, палочников (это насекомое такое, на сучок с лапками похожее) и прочих гадов, имеющих значение только для родственных душ. Но полного слияния не получилось, поскольку леди Блю была глубоко замужем. Должен же кто-то был спонсировать её морской аквариум с кораллами и рыбками-клоунами. Это очень дорого. Ростику такого ни в жизнь не потянуть.

Ростик решил прыгнуть выше головы и заработать. Не чтоб отвоевать леди Блю у её мужа, а чтоб считать себя достойным. И он отправился ловить змей. А что? Есть такая профессия! И даже роман такой был «Змеелов». Только там про змей мало, больше про любовь.

У Ростика тоже получилось про любовь. Как он мне рассказывал.

– Вокруг, – говорит, – пустыня. Змеи... И дикие племена. Воюют. Арцы с айцами. И всё время меня ловят. Арцы говорят: «Ты аец? Морда у тебя не наша...» И бьют её, морду. Айцы говорят: «Ты арец?» И опять – морду. Ненормальные какие-то. Я на маму похож! И они убили бы... Только мне каждый раз попадалась на пути простая русская женщина. И спасала. Ну и я её тоже спасал – от одиночества.

Такая простая русская женщина в конце концов засунула Ростика в самолёт, – в мешке у него были банка консервов «Килька в томате» и четыре гюрзы. Сам поймал! Собирался надоить с них яду, а потом продать. И яд продать, и змей.

Яду Ростик надоил и продал. Недёшево. Первую в моей жизни стодолларовую бумажку я у него в руках увидела. А змей не продал. Сроднился он с ними. Имена дал. Одну Наташкой назвал – как меня. Самую толстую, вот ехидина! А в честь леди Блю он назвал Любочкой другую змею, самую загадочную и элегантную.

Змеи находились в сложных отношениях, отчего у них прибавлялось яду, а у Ростика – денег.

Мама видит: сын остепенился. Зарабатывает. Стала к нему во флигель захаживать: вареничков занести, борщу. Увидит, что гюрза из террариума сбежала, на печке греется, – прикроет её, кормилицу, дуршлагом (дуршлагом очень удобно – и подвижность ограничена, и воздух поступает) и хозяйничает, песенки поёт.

В конце концов, мама Ростика тоже была простая русская женщина. И хотела ему добра.

– Раз ты такой конченый, поступай на биофак! – говорит. – Будешь ихтиологом и серпентарием.

Ростик не стал ей объяснять, что серпентарий – это хранилище-разводилище змей, а учёный называется серпентолог. Или герпетолог? Ну не серпантин же... Совсем на своих змеях умом тронулся. Я ему говорю:

– Ростик, меня замуж зовут. В Бостон. Ехать?

А он:

– Ну чё тебе там делать, Наташка? Там такая бедная герпетофауна...

В самом деле, и герпетофауна бедная, и вообще... Хотелось мне увидеть взлёт Ростика. А довелось увидеть падение. То есть услышать.

Со страшным грохотом Ростика выбросили с биофака. За что? А он на лекцию об этой клятой герпетофауне принёс своих змеючек. Хотел преподавательницу порадовать. Наглядности добавить в лекцию.

– Это, – говорит, – кобра. Это – коралловый аспид. А это – гадюка степная обыкновенная. Живые.

Гадюка степная обыкновенная вывела лекторшу из ступора от кобры, и она заорала так, что слышно было во всех концах нашего большого и бестолкового города. И то, как Ростик летел вниз по ступенькам «за злостное нарушение дисциплины» – тоже.

А потом на его защиту встали три простые русские женщины: его мама, леди Блю и я. Потому что сам он гордо сложил ручки и решил отправиться в пустыню и питаться акридами (то есть саранчой). А мы втроём припёрлись в деканат и устроили там бенц.

Мама – по советской привычке – упирала на связь теории с практикой, леди Блю хлопотала прославленным телевизионным лицом, а я кудахтала, создавая шумовой фон.

В результате Ростик закончил биофак заочно – лет за шесть. Чтобы мама не волновалась.

Теперь в центре нашего города возвышается прозрачная пирамида «Террариум-эксклюзив». Ростик там директорствует, а в свободное время убирает за пресмыкающимися. Нравится ему это. Привык. Мама обеспечивает бухгалтерию, леди Блю – рекламу. У вип-персон посещать террариум семьями стало доброй традицией. Так что заведение процветает.

А я воспитываю галапагосскую черепаху. Ростик подарил мне её на Новый год. Сказал, что они живут триста лет. И чтобы я соответствовала.

Я стараюсь.

Так что если утром на пробежке в парке вы встретите старушку, бегущую наперегонки с черепахой, – не думайте, что это глюк. Это я.