До сих пор вспоминаю – и краснею. В каких-нибудь гостях, среди приличных людей, за столом, накрытым белой скатертью, кто-нибудь обязательно дежурно пошутит на предмет пропажи серебряных ложечек. Все смеются – их совесть чиста. А я вспоминаю – и краснею. Руки прячу или наоборот демонстрирую: вот они, ручки! Ничего не сперли! 

На меня начинают подозрительно коситься и больше в гости не приглашают. Так мне и надо. Тридцать лет назад я украла вилку. 

…А начиналось все очень хорошо, даже патриотично. 

В группу университетских филологичек пришла женщина со станции переливания крови и стала агитировать на предмет бесплатного донорства. Впечатлительные филологички, через одну – поэтессы, стали закатывать глаза и прикидывать, куда бы покомфортнее упасть в обморок. Агитаторша посмотрела на них с брезгливой жалостью, оставила листовку и ушла.

Тогда за агитацию взялась я. Говорят, бодливой корове Бог рог не дает. А я любила агитировать и умела агитировать. Так что рога и корова оказались в комплекте. Плюс повод и публика! 

Сначала я обратилась к сознательной части группы:

– Девочки! – говорю. – Представьте себе… 

И развернула перед их глазами маленький телесериал «Скорая помощь», которого в те (советские, кто не понял) времена не было даже в проекте. Набор несчастных случаев с непременным хэппи-эндом, замешанным на нашей свое­временно сданной крови.

Сознательных, кроме меня, оказалось двое. Остальные продолжали изображать помраченное состояние. Я обратилась к бессознательному. То есть нет – к несознательному.

– Девочки! Вы листовку читали? Не читали? Зря. Филолог должен читать, девочки! В этой листовке написано, что в день сдачи крови мы на лекции не являемся, то есть абсолютно. День можно выбрать. Семинары и контрольные, прогулянные столь благородным образом, отработке не подлежат. 

После этих слов к безвозмездным донорам присоединились еще четверо… 

– Девочки! – гнула я свою линию. – Героиням, то есть нам, то есть тем, кто отважится… А мы отважимся, девочки! Так вот, героиням дадут талончик на прекрасный бесплатный обед!

Услышав про бесплатный обед, к героиням присоединилась вечно жаждущая недуховной пищи Антонина, которая могла и четыре обеда подряд съесть. Но кто ж ей даст? 

Для меня тема обеда была неактуальна. Меня воспитывала родная бабушка Лида, для которой «воспитывать» означало, собственно, питать.

Вдохновленная присоединением социально апатичной Тони, я продолжила агитацию. В моих руках заметался не видимый никому красный стяг. И видимая всем листовка.

– Читайте! Читайте! Для восстановления сил безвозмездным донорам полагается два свободных дня, которые при желании могут быть присоединены к каникулам. А также взяты как совокупно, так и раздельно, в любое выбранное донором время. В любое, девочки! Проверять никто не будет. Мы сдадим в деканат справки и прогуляем все, что можно! Каждой лекцией, не говоря уже о семинарах, можно совокупно пренебречь два раза. А потом еще и к каникулам присоединим…

Группа дрогнула и сдалась. Из двадцати пяти «девочек» агитации не поддались только трое мальчиков, из-за чего меня до сих пор спрашивают, почему я так не люблю мужчин. Каких? Где?

Двадцать филологичек собрались пойти на станцию переливания в среду, потому что им архиважно было прогулять историческую грамматику и теорию литературы. А я и тихая Олечка Скрипка – в понедельник, потому что обе не выносили физкультуры и истории КПСС. Кроме того, мы должны были во вторник совершенно честно и подробно доложить: страшно ли, больно ли и не кружилась ли голова; а если кружилась, то, может быть, приятно? 

Процедуру я описывать не буду. Было любопытно, но не страшно, не больно и ничего не кружилось. Нам выдали по значку в виде капельки крови. Если бы я умела хоть что-нибудь в своей жизни хранить, то их у меня было бы сейчас двенадцать. Но кто нам считает? 

А еще выдали по талончику на обед в специализированную столовую № 39. Мы – домашние девочки – есть не хотели, но в столовую пошли. Из любопытства. Выяснилось, что потреблять борщ и котлеты совершенно не обязательно. А можно на сумму, указанную в талончиках, взять продукты из имеющихся в ассортименте. В ассортименте имелись красное сухое вино и шоколад «Аленка». И нашей суммы как раз хватало на одну бутылку сухого и одну шоколадку. Если доплатить еще десять копеек. Десять копеек у нас было. 

– Красное вино, – авторитетно сказала я, – способствует восстановлению красных кровяных телец. (Тихая Оля кивнула). – Красное вино приносит положительные эмоции, которые стимулируют дальнейшее безвозмездное донорство. (Тихая Оля кивнула два раза). – Сейчас только половина десятого. Даже первая пара не закончилась. А их у нас сегодня четыре. Впереди – длинный свободный день, не омраченный прыжками через козла и статьей «Партийная организация и партийная литература».

Мы со Скрипкой не были воспитаны в алкоголических традициях. На посиделках в общежитии нам обычно наливали сладенького на донышко – и хватало. Однако угроза спортивного козла да еще в сочетании с партийной организацией, не говоря уже о партийной литературе, сделала абсолютно ясным, что без этой бутылки день будет недлинным и свобода – неполноценной. 

Выпить нужно было однозначно. Но где? 

Олин дедушка и моя бабушка весь день торчали дома. Нужно было пожалеть их здоровье. Чтобы внучка!.. Рано утром!.. Вместо занятий!.. Распивала спиртные напитки!.. Инфаркт миокарда. 

В парке на лавочке пить неприлично. Да и время – конец ноября. Ветер, знаете ли, дождь. Перед нашим внутренним взором одновременно нарисовалась цифра 206 – номер общежитской комнаты, где жили наши подружки: Инга, Аля и Света. Только ведь они на занятиях! А ключа нам вахтерша не даст. Проскользнуть мимо – еще туда-сюда, а ключа не даст. 

– Дверь открывается вилкой… – прошептала Оля.

Будто я не знаю, что дверь открывается вилкой! Я и носила обычно с собой эту вилку: придешь, бывало, в гости, а девицы где-то пропадают. Поковыряешь вилкой – и заходи: отдыхай от бабушки, читай, списывай чужие шпаргалки, готовь свои. 

А вот на донорский пункт я вилку прихватить не догадалась. Но ведь мы же в столовой! А тут этих вилок!.. 

Словом, пока Оля шепотом просила в обмен на два талончика и десять дополнительных копеек выдать ей бутылку красного и шоколадку «Аленка», я постаралась принять исключительно безмятежный вид, со всей возможной интеллигентностью прихватила со столового лоточка вилочку и… (Господи, зачем я вам это рассказываю?!) опустила ее в карман плаща…

На прямых деревянных ножках мы со Скрипкой двинулись по направлению к двери. И тут – грянуло…

– Девушка! Девушка в синем! Зачем вы вилку взяли? 

На тех же деревянных ногах я вернулась и положила вилку обратно в лоток. Раздатчица смотрела на меня с любопытством:

– Зачем? 

Позор, какой позор! Обыкновенная алюминиевая вилка, серая и погнутая, ценой едва ли в полторы копейки, превратилась в объект хищения! Сейчас меня поведут в тюрьму.

– Зачем? 

– Понимаете, мы сегодня с подругой сдали кровь. Безвозмездно. Вот значок.

Я показала значок. Оля тоже показала значок. 

– А вилку зачем взяли?

– Говорят, красное вино способствует восстановлению кровяных телец.

– А вилку зачем взяли?

– Дома у нас бабушка и дедушка. Они бы не позволили нам пить вино. Да еще утром, когда все на лекциях. 

– А вилку? Вилку – зачем?

– Мы решили выпить вино в общежитии. А девочки на за­нятиях. 

– А ви-и-илку зачем?

– Дверь… дверь комнаты в общежитии открывается вилкой.

На лице раздатчицы появилось удовлетворенное и немножко разочарованное выражение. Такое бывает, когда дочитаешь детектив до последней страницы. 

– Ну идите… – сказала она, отворачиваясь. 

Мы поняли, что сегодня тюрьмы, кажется, не будет. И начали пятиться к двери. Когда я уже взялась за ручку, раздатчица обернулась: 

– Девушки! 

– Что?.. – пролепетала я.

– А вилку? Вилку-то возьмите!

…Но выпивать нам уже совсем расхотелось.