Я уже давно стал замечать, что вокруг меня все больше и больше пишущих людей. Или я вокруг них, не в этом дело. Просто писательским трудом (может быть, отдыхом, для кого как выходит) занимаются люди разных профессий.

Мой бывший дантист, например, был классиком румынской новеллистики. Во всяком случае, так считала его первая жена. Правда, потом она то ли изменила свои литературные пристрастия, то ли решила посмотреть мир и уехала обратно в Румынию, то ли оказалась транжиркой: дантист намекал на все эти и многие другие ее недостатки, и руки его начинали трястись. 

Когда-то в небольшом румынском городке он удалил за день тридцать пять зубов – не у одного человека, разумеется, а у нескольких. Тогда же он и начал заниматься писанием рассказов, после окончания приема, конечно. Он писал регулярно, до тех пор, пока не начали подрагивать его руки. Он мне подарил книжку, когда ему было семьдесят пять, а его второй жене – лет на сорок меньше. Книжку подарил, а расценки на свои работы увеличил: для новой жены требовалось. «Писать надо, пока есть силы», – сказал бросивший литературу дантист. Получалось, что работать с зубами можно и после того, как силы кончились. 

А мой бывший финансовый советник написал книгу «Пятнадцать тысяч ошибок начинающего инвестора». Он, кстати, тоже развелся с первой женой, уж не знаю, еще одна ошибка это или нет.

«Кажется, что хуже уже не будет, – говорил меланхоличный и грустный финансовый советник, – но цена акций может падать и падать, так же, как и нравственность». Он посоветовал купить мне «Бостонских куриц» и «Шиву» – именно те компании, которые быстро и на удивление всем разорились еще во времена процветания, задолго до начала нынешнего кризиса.

Я же не случайно говорю: бывший дантист, бывший финансовый советник...

А вот совсем недавно симпатичная парикмахерша – я заметил – выстукивала на моей голове соединенные в предложения слова. Азбука Морзе называется. Я даже обнаружил глагольные рифмы в ее произведении. Это стихи, призналась она. Они, правда, не мне были предназначены. Когда количество волос уменьшается, становишься более чувствительным, вот я и прочел ненаписанное. 

А мой сосед, который практически недавно был молодым человеком, но до сих пор не встретил девушку своей мечты, пишет, оказывается, в интернете жесткие эротические романы. «Она обвила губами его шею», – это ведь цитата из одного или даже из нескольких таких романов: невозможно же всегда придумывать что-то новое. Проверенные куски переносятся в следующую книгу.

На моей работе тоже пишут не только деловые письма. Главный бизнес-юзер Липпман, в то время, когда увольняли всех подряд, разработал доброжелательную успокаивающую брошюру «Как перестать беспокоиться и начать переживать» .

А Тарас Щ., не последний человек в нашей компании, – известный автор фантастической прозы. Интересующиеся могут написать мне на электронную почту, и я сообщу настоящую фамилию Тараса. Несмотря на свое имя, он ни по по-русски, ни по-украински не говорит.

Он вначале даже английский – мой английский – не понимал, как бы для того, чтобы отвести все подозрения и догадки, что он понимает русский или украинский.

Я уже не говорю о моих известных знакомых – известных друг другу, которые пишут много, сообщая в прессе или на столбе возле книжного магазина в Манхэттене о своих выступлениях. Мол, чтение стихов, рассказов и романов, после официальной части – фуршет.

Самым неожиданным автором для меня оказался мой автомеханик Пэдди. Вот кто, казалось бы, далек от литературы – и что же? На очередном выступлении моих друзей, смотрю, на самом видном месте сидит среди зрителей Пэдди. Очень живо реагирует: хлопает одним из первых. А в соседнюю комнату на обещанный фуршет так вообще первым побежал.

– Пэдди, – говорю я, – как же так? Я и не знал, что ты говоришь по-русски.

– Я не говорю, – объясняет Пэдди, – и не понимаю. Я переводчик. Буду переводить с подстрочника. Мне ритм ваших ребят очень нравится.

А сам от стола не отходит.

Мне надо было следить, чтобы он закусывал хорошо, – а я отвлекался. Пэдди с каждым из поэтов выпил за его творчество, похлопал по плечу, заключил устный контракт на перевод – короче, напился до безобразия.

Мы с ним недалеко друг от друга живем, так он сказал. Пришлось мне его везти домой.

Мы вышли на улицу. До метро недалеко, но в дороге ему все хуже становилось – или лучше, смотря с какой стороны посмотреть: Пэдди улыбался, говорил неразборчиво, делал ногами замысловатые движения, тянулся к земле… Наверное, так ему было лучше, а мне вот – хуже: разве можно в таком виде в метро спуститься? Пришлось сажать в машину.

Таксист нам русский попался. Тоже переводчик: русскую версию «Макбета» перевел для американцев, с учетом нынешних реалий. Ну, я этому не удивился. Какая разница, важно, что он нас с Пэдди согласился подвезти, не опасаясь последствий.

Свой домашний адрес Пэдди вспомнить не смог, так я его оставил в автомастерской. Его жена там его ждала уже, непонятно как догадалась. 

Я вот что вспоминаю: по дороге Пэдди вдруг начинал подпрыгивать. Вроде бы для того, чтобы протрезветь, но трезветь ему не удавалось, наоборот, он все больше пьянел от прыжков и снова пытался прыгать. Наверное, он недостаточно высоко прыгал или прыжки надо было осуществлять в какую-нибудь определенную сторону, а не так, как у него получалось.

«Это правило, – вот что я подумал, – для всех пишущих людей верно. Просто прыгать, пританцовывать, писать на бумаге – этого недостаточно».

Ладно, что это я все о других говорю? Я ведь и сам над романом работаю. Собственно, эти страницы – начиная со слов «Я уже давно стал замечать, что вокруг меня все больше и больше пишущих людей», – тоже отрывок из него. Если хотите, я могу продолжить.