Я прочитал объявление. В книжном магазине, оказывается, проходит вечер «Поэт Бронфенбренер приглашает друзей». Друзья эти, понимаю я, не только выступающие поэты. Любой зритель может стать одним из друзей. Пусть и на короткое время. Почему бы не пойти? Это совсем близко.

И я поднялся по крутой лестнице на второй этаж. У входа с надписью «Русский книжный магазин номер 321» сидел с рассеянной доброй улыбкой человек и писал что-то на рукаве своей рубашки. Тогда я еще не знал, что это тот самый лирический поэт (не Бронфенбренер), который для семейного спокойствия стал писать детективный роман, жестокий и чрезвычайно натуралистический. Кровь в нем лилась, как из дождя. Если герою давали подзатыльник, то это он еще хорошо отделался. Обычно его убивали. К середине роман был битком набит новыми героями – старых всех перестреляли, задушили, повесили, посадили в тюрьму, или автор романа  (по фамилии, кстати, Булкин) забыл о них. Роман этот был посвящен жене.

– Проходите, проходите, – ласково сказал Булкин, еще не отошедший от очередного убийства. – Сейчас получите удовольствие.

Я осторожно заглянул в зал магазина. Вдоль стены стояли полки с книгами, у окна с десяток людей весело и оживленно беседовали друг с другом, а в середине комнаты – стулья разных цветов, на одном из которых сидел еще, видимо, не ставший другом Бронфенбренера единственный зритель.

Я подошел к нему, аккуратно, как метроном, раскачивающему ногой, и поздоровался.

– Сегодня нет хоккея, вот я и пришел, – как бы оправдываясь сказал он.

– А в шахматы вы играете? – спросил я. 

Он оживился.

– У меня был второй юношеский разряд.

– А у меня первый. Сыграем?

– А как же эти? – своей неспокойной ногой он показал на поэтов.

– Эти... Им, по-моему, и без нас хорошо.

Мы посмотрели в сторону окна. Там как раз поэтесса в короткой юбке, едва прикрывающей пояс, держала за горло своего оппонента, которого трудно было понять или описать, так сильно он вырывался.

– Это у меня глагольные рифмы, сукин кот? – шептала она. – Это у меня… Сейчас ты сам глаголом станешь. Я тебя поставлю... 

К счастью, другие друзья вмешались, и уже через минуту поэтесса и ее потирающий горло коллега мирно хохотали и говорили о том, что выпить в помещении магазина нельзя, а можно в японском ресторане или у поэтессы дома. 

– Шахмат у вас не найдется случайно? – подошел к ним зритель.

– Спасибо, что вы пришли, – сказал бородатый человек, у которого борода росла как бы со всех сторон лица, а сам он был похож на лесовичка. – Мы уже скоро начнем. Еще женщины должны подойти. Не понимаю, откуда столько народу узнает про выступления. Значит, просачивается информация неведомым мне способом. Интересуется народ почему-то...

– Да ты же сам, – сказал кто-то из поэтов, – ты же сам заставлял нас развешивать объявления на всех заборах, включая интернетовские. Еще и обижался, если мы отказывались.

Лесовичок надул губы, ясно, что и в этот раз он обиделся.

– Это Бронфенбренер и есть, – сказал зритель. – А шахмат у него нет.

– Ничего, мы еще с вами сыграем, – успокоил я его.