У Пантелеймона Никаноровича свой бизнес. В его магазинчике можно купить старые календари с Бриджит Бардо, поношенную, но очень похожую на новую меховую шубку в полиэтилене, вымпел «Лучшему по профессии» какой-нибудь столовой номер восемь города Брянска, контрабандную фотографию Киркорова – в тот момент, когда он не поет, – да много еще чего полезного.

Люди заходят, особенно поодиночке; бывает, что и купят матрешку какую с лицом президента. Но вообще-то здесь, в магазине, дела вялые.

Пантелеймон Никанорович улыбается редко; если кто вдруг дает ему деньги за покупку, то заставляет себя сказать «спасиб»о – так принято, но это тяжело все же, спасибо-то.

Народу снаружи много, говорят по-русски, даже индеец, продающий на улице возле продуктового пирожки с капустой, знает несколько основных русских слов: «пирожок», «капуста», «заходите», «уходите», «no credit». Пантелеймон Никанорович любит пирожки.

– У вас есть кубинские портсигары? – спрашивает высокий рыжий парень. – Жалко, я раньше не знал, мне подарки нужны были моим американцам. Так есть кубинские портсигары?

– Вон там, наверху, с кнопочкой, – пытается схитрить Пантелеймон Никанорович. – Хороший, кубинский ведь?

Парень высокий, ему легко достать.

– Нет, – говорит он, – кубинский – это если на Кубе сделали.

– И то, – беззлобно соглашается Пантелеймон Никанорович. – Может, платочек тогда? Вышивной, плотный, легкий – вот какой у меня есть. В подарок девушке ведь.

Парень отказывается от платочка, уходит.

Пантелеймон Никанорович обхватывает голову руками, ругает парня евреем. Пантелеймон Никанорович не антисемит вовсе – разве можно? С волками жить, как говорится... Он, может, и не любит этих соседей-евреев, но он вообще людей не особенно любит, а евреи что ж – не люди?

Вот, пожалуйста, заходит бабушка-толстушка, плохо слышит, говорит: «Га? Га?», покупает-таки внуку плеер «Сони» с грамматической ошибкой в названии.

– Спасибо, – говорит Пантелеймон Никанорович.

– Га? – прощается бабушка. Она зовет его на свой манер, Паней.

Американцы появляются редко, задают идиотские вопросы. Как объяснить «Мочить в сортире» на значке с унитазом?.. Юмор такой, чтоб смешно было.

Бывает, к Пантелеймону Никаноровичу заходят просто так, по-дружески, поговорить о политике, о жизни всякой, нервируют. Все плохо, особенно бабы и международная обстановка. Приятель Аркадьич с этим согласен, но ругается из-за частностей: Обамы, курения, мафии. Пантелеймон Никанорович выходит из себя, как это часто бывает в разговоре между близкими людьми.

– Ладно, иди вон к своим покупателям, – говорит Аркадьич.

– Разве это покупатели? – говорит, разгорячившись, Пантелеймон Никанорович. – В музей они пришли.

– Раз не покупатели, – обижаются покупатели, – тогда мы сразу уйдем отсюда. Пошли, пошли, пошли.

– Постойте, – говорит Аркадьич, – такие чудные вещи, где вы еще увидите?

Аркадьич молодец все же, уговаривает – и уговорит. Пусть даже ручка с русалкой без хвоста, но с грудью. Два доллара тоже на дороге не валяются. Бизнес.

Еще иногда приходит Ляля. Тогда Пантелеймон Никанорович ведет ее в подсобку, обнимает, быстро целует, вывешивает объявление, что скоро придет. Подсобка тесная, со всякими свисающими со стен товарами. Дома было бы удобнее. Но дома жена, нельзя.

Жена тоже готовит иногда пирожки с капустой. А бывает, Пантелеймон Никанорович сам покупает пирожки у индейца, со скидкой, и приносит ей в подарок.