С мужем Зиночки что-то происходило. То он приходил поздно, смущенно покашливая, то сидел грустный в ванной комнате, то срывался в командировку; как-то она нашла в кармане его брюк странную металлическую шайбу и сложенный в несколько раз свежий экземпляр газеты «Свазилендская правда»; случилось, они пошли в ресторан, и там муж обильно потел, говорил несуразности, жевал салфетки и просил лысых оркестрантов сыграть на тамтаме...

Однако ж – что муж? Вот Зиночка бежит по узким нервным переулкам; мокнут белые туфельки, меркнут мысли, одна только: скоро... сейчас... вон за тем поворотом ничем не примечательный серый дом.

– Остановитесь, пожалуйста.

Голос незнакомца звучит профессионально, жестко, но со скрытой доброжелательностью. Она пытается вырваться, но куда там. Куда?

Куда это они приехали? 

Светлый, с портретами, кабинет, пепельница на столе, плетеные стулья.

– У вас промокли ноги? – Заботливый незнакомец вручает Зиночке шерстяные носки. – Моя бабушка вязала, я их всегда держу в кабинете – мало ли... 

– Чего вы от меня хотите?

Ах, Зиночка, Зиночка...

– Такое имя, как поэт Печайников, вам говорит, конечно, многое?

– Нет, еще немногое, но... Я как раз и шла к нему, когда...

– Не шли, а бежали, – сверкнул проницательными глазами незнакомец. – В том-то и дело: вы бежали, неслись, летели как на крыльях. Ведь верно? 

Зиночка молчала.

– Ведь верно? Ведь правильно?.. Не отвечаете? – незнакомец нахмурил брови. – Ну-ка, снимайте носки, раз не хотите отвечать. 

Зиночка с вызовом сняла.

– Да, – вздохнула она, – я бежала к нему. Я люблю его, нелепого поэта Печайникова, да... Он такой непонятый, такой несчастный. Я хочу сделать его счастливым.

Незнакомец закрыл лицо руками, но звук его скрежещущих зубов был слышен ясно.

– Наши худшие опасения подтверждаются, – прошептал он. – Счастливым, говорите?

Он помолчал, сбросил на пол пепельницу, приподнялся и, выделяя каждое слово, произнес:

– Поэт Печайников не должен быть счастливым. – И добавил: – В интересах человечества. 

...Наденьте носки и слушайте. Я тоже люблю этого поэта. Как литератора, конечно. Кто же его не любит? Я сам был свидетелем: закоренелый преступник, гнусный мерзавец и коварный негодяй, похитивший крупный металлургический завод, слушал стихи Печайникова и рыдал от просветления. Он тут же все вернул, клянусь бабушкой! 

...Или другой случай – пловец, пересекая Атлантический океан, поперхнулся и стал тонуть. Ничто уже, казалось, не могло помочь – но с вертолета ему сбросили томик Печайникова, и этого оказалось достаточно для спасения утопающего. Поэзия – это наш спасательный круг! 

...Что люди! У коров, когда им в стойлах прокручивают записи Печайникова, надои увеличиваются как бешеные. Они делают жизнь чище и возвышенней, стихи-то...

Даже по окончании столь длинной и эмоциональной речи незнакомец замолчал не сразу. 

– Да, да, – проговорила Зиночка, – да, это так, я могу поверить: Печайников – необыкновенный, но почему нельзя...

– Почему? Вы... гм, вы же не первая у него, можете мне поверить? Полгода назад... понимаете?

Зиночка медленно кивнула.

– И в это же время, – незнакомец поднял с пола пепельницу, – случилось обострение конфликта в Африке. Читали про Свазиленд?

– Кажется, – сказала Зиночка, вспоминая.

– Я не имею права вам рассказать, кто был переводчиком и какими путями мы передавали туда стихи Печайникова, но... Тысячи людей были спасены, понимаете, – тысячи! А полгода назад – понимаете? – он бросил писать. На некоторое время. На некоторое время, понимаете? Я не угрожаю, но тогда нам пришлось приложить немало усилий. Мне не хотелось бы опять, клянусь бабушкой.

Он должен страдать, понимаете? Чтобы весь мир был спасен.

Утром дождь кончился.

Дома Зиночку ждал улыбающийся муж. Он напевал что-то динамичное, резкое – и Зиночка обратила на него внимание.

– Что с тобой? 

– Ты никогда раньше не спрашивала меня о работе, – сказал он. – А между прочим, я ведь министр водной промышленности одной африканской страны.

– Свазиленда, – пронзила Зиночку догадка.

– Конечно, – вздохнул он. – Сколько было напастей у моей несчастной родины: колонизаторы, коррупция, сварливые жены, великая литература, повстанцы... А тут еще и ужасная засуха. Но вот вчера вечером – кстати, где ты была вчера вечером? – мне сообщили: полило! Полило! Ливень благодатный.

– А у нас дождь кончился; все кончилось, – Зиночкин голос почти не дрожал.

– Ты печальна? Знаешь, мне кажется... Ты многое не замечаешь во мне...

– Все в прошлом, – сказала Зиночка. – Сегодня я уже... наблюдательней, что ли. Вот я поняла: ты негр. Это, кстати, многое объясняет в твоей свазилендской деятельности.

– Да, я негр, – сказал польщенный муж. – Спасибо.

– Это на меня подействовало, – сказала Зиночка. – Знаешь, я прочитала новые стихи одного замечательного поэта: 

Внимательней надо быть.
Внимательнее, ей-же-ей.

А в это время незнакомец из своего кабинета внимательно смотрел в бинокль на ничем, казалось бы, не примечательный серый дом.