Сейчас в это трудно поверить, но первая книга стихов поэта Ф. осталась совершенно незамеченной. Все экземпляры оказались случайно вклеенными друг в друга. Раскрыть сборник, не говоря уже о том, чтобы раскрутить его, не удалось никому.

Ф. горько переживал случившееся. Вечерами он выходил на пустынные улицы, где не было ни одного человека, и приставал к прохожим с вопросами о смысле жизни, а также просил их почему-то починить лифт. Дома его ждала хмурая, в бигудях и папильотках, жена. 

Именно к этому периоду жизни поэта относится его проникновенное стихотворение: «Темно на улице, / женастье дома».

Но Ф. не сдавался. Всe чаще он отправлял жену кататься на лифте, а сам тем временем спешил к письменному столу. Не всегда ему это удавалось. Случалось, что жена уже вернeтся, накрутит бигуди, наденет панталоны, постучит для проверки Ф. по лбу – а он спит. Так продвигалась работа над второй книгой.

Она получилась противоречивой. Блеклые, невыразительные страницы чередовались с ужасными и кошмарными. Этим воспользовались многочисленные недоброжелатели Ф. Они собирались возле его окон, забирались друг на друга, пытались заглянуть поэту в глаза. Лифт не работал – по слухам, жена специально сломала его, несмотря на шестой этаж.

Она снимала бигуди, стремительно спускалась по лестнице, и многочисленные враги с визгом бросались врассыпную, забывая про тех, кто оставался наверху, про тех, кто был вынужден подчиняться законам свободного падения и падать.

Появлялась милиция, составляла протокол. Ф. дарил свою книгу, и милициoнeры тотчас же уезжали без протокола.

Вопреки многочисленным врагам на книгу обратила внимание критика. Газета «Культурная жизнь» в разделе культурной жизни, анализируя жизнь культуры, написала про Ф.: «Графоман и обыватель, / Твою матерь! Твою матерь!»

Поэт подал на газету в суд, выиграл дело и на полученные деньги издал свою третью книгу. Когда работа в типографии уже подходила к концу, выяснилось, что Ф. по рассеянности и из-за недостатка времени (ему постоянно приходилось чинить лифт) ничего для этой книги не написал. К счаcтью, читатели этого не заметили; ситуация складывалась благоприятная. 

Ф. нервничал, сам накручивал на голову жены бигуди, проверял работу лифта, читал прессу. «Есть на свете много книг, / все не прочитаешь нафиг» – вот какой нейтральный отклик на Ф. поместила в этот раз «Культурная жизнь» в своeм культурном обозрении. 

«Все же это шаг вперeд», – уныло соглашался с молчаливой женой Ф. Две следующие строчки были посвящены уже другому поэту: газета всегда стремилась дать общую панораму литературной жизни.

Лифт заработал, смысл жизни по-прежнему был невнятен, жена сняла папильотки и уехала к матери в Доминиканскую Республику. Был сильный ветер, Доминиканскую Республику она не нашла. Ф. посвятил этому событию новый роман, полный недомолвок и недоговорeнностей. Роман получился настолько сложным, что у неподготовленного человека начинались галлюцинации, повышалась темепература, набивалась сера в уши.

Относительно понятны лишь несколько стихотворных строчек: «Надо превозмочь все усилия, / чтоб не замeрзнуть на точке кипения, / и в этом поможет насилие, / а также Киркорова пение», да и то – они понятны только благодаря известным предсказаниям Нострадамуса о конце света и перебоях в энергоснабжении.

Все это вызвало интерес, о романе начали спорить, он пришeлся по вкусу. Топ-менеджеры «Макдональдса» заметили, что роман отлично вписывается в low-carb diet. Поэтому брелок с конспектом произведения Ф. стали выдавать вместе с рекламными листовками ресторана.

К тому же выяснилось, что если роман в раскрытом виде положить на пол кухни, то из квартиры быстро уходят все тараканы и мыши. После семнадцатой-восемнадцатой страницы практически никого не остаeтся. Более того, исчезает мебель и кухонная утварь. Но это, безусловно, уже недостаток романа, который будет учтeн при переиздании.

Сейчас Ф. ходит вдоль лестничных пролeтов, мечтает о новых планах. Лифт опять не работает.