«Вся история наших отношений с людьми, – думал пожилой интеллигентный таракан, притаившийся на нагретом солнцем подоконнике, – полна взаимных упреков, недоверия, коварства и компромиссов». 

Таракан (его звали Клементий) приподнялся. Далеко внизу по земле ходили люди. Отсюда, с высоты двенадцатого этажа, они казались маленькими, как тараканы. Клементий любил смотреть в окно. 

В отличие от сородичей, ползающих по раковине или кухонным шкафчикам, Клементий жил в письменном столе, среди бумаг и книг. Многие считали, что Клементий оторвался и стал далек от народа, но он не обращал на это внимания. 

Бумаги попадались довольно занятные. Клементий любил пробежать глазами... точнее, пробежаться по новой книге. Он уже не мог представить свою жизнь без литературы. Да он и сам не был чужд творчества. Его роман из жизни людей «Человечьи бега» в аллегорической форме поднимал насущные проблемы тараканов. В определенном смысле это была сатира. Клементию удалось также вставить несколько довольно раскованных эротических эпизодов. 

Раздался какой-то шум. Клементий тут же забился в щель, осторожно высунул голову. Ничего особенного, просто со стола упал черновик. Но бдительность терять нельзя. 

Клементий задумался, вспомнил эпизод из своего романа: инструкторша райкома читает утомительный доклад, и неожиданно с нее сваливается юбка. Читателям этот момент нравился – они находили в нем завуалированную критику Карла Маркса (у тараканов тоже был свой Карл Маркс, поменьше). Клементий стал широко известен, но у него появились и завистники. 

«Пора, однако, домой, к письменному столу». 

– Уважаемый, не торопитесь, пожалуйста, – вдруг услышал Клементий чей-то бас. 

Крышка чемодана, стоящего в углу, приоткрылась, и из него вылез огромный таракан, с совершенно необычными для здешних широт формами. 

– Меня зовут Джеймс, – с легким акцентом сказал гигант. – Я прибыл из Америки и прибыл как друг, не бойтесь. 

Клементий стал приходить в себя. 

– Из Америки? 

– Да. И я хочу поговорить с вами об очень важном деле. 

– Но как же вы прошли через таможню? Всякие там декларации... 

– Знаете ли, – сказал Джеймс, – всегда можно найти какую-нибудь щель, лазейку. 

– Америка... – протянул Клементий. – Я читал про нее разное... 

– Там много еды, – сказал Джеймс, – хотя, конечно, бездуховность страшная. 

Постепенно между ними завязался обычный разговор: поругали власти, посетовали на молодежь, обсудили новые методы борьбы с людьми и последние способы защиты от них... Порадовались, что, несмотря на все ухищрения, самая распространенная смерть у тараканов – все же от старости. 

Тут Джеймс посерьезнел. 

– От старости, от старости... Но, к сожалению, у меня есть плохие новости, – сказал он. 

«Интересная игра слов, – подумал Клементий. – Старость – новость». 

– Как вы знаете, обратная сторона бездуховности – это технический прогресс, – продолжил Джеймс. 

Клементий гордо кивнул. 

– И вот недавнее средство, изобретенное людьми, поражает своей мощью и изощренным вероломством. Такой, знаете ли, маленький баллончик с газом. 

– Ядовитым? – спросил Клементий. 

– Да, это отрава, – сказал Джеймс, – но особого рода. – Нанюхавшись, все тараканы начинают писать – сказки, рассказы, эссе... Те, кому досталось больше всего, принимаются за романы. 

– И что, хорошие вещи получаются? – с тревогой спросил Клементий. 

– Трудно сказать, – ответил Джеймс, – ведь никто не читает. Но вот что, знаете ли, странно, – он горько улыбнулся, – критика тоже существует. Это те, кто получил отравы меньше других. Но они почему-то самые ядовитые. 

Клементий в недоумении развел усами. 

– Мне кажется, у нас такого не произойдет. Одного писателя – меня – нам достаточно. 

– Вы не того боитесь, уважаемый, – зло сказал Джеймс. – Вы не понимаете, что происходит? Все забывают о работе, о еде, даже о сексе. Знаете ли, к чему это приводит?.. 

Клементий молчал. 

– Поколение писателей – это последнее поколение тараканов. Они не оставляют потомства. 

Клементий был одинок. Он никогда не имел подруг, по крайней мере, приличных, но говорить об этом Джеймсу не стал. 

– Многовековая борьба с человеком приходит, таким образом, к концу, – сказал Джеймс. 

– А что, в Америке это уже применено? 

– Пока только в лабораториях... Но сейчас эта отрава распространяется через интернет. 

Клементию было бы стыдно признаться, но этот диалог с Джеймсом он мысленно переносил на бумагу. 

– И что же делать? – спросил он. – Неужели нет никакой надежды? 

– Надежда умирает последней, – сказал Джеймс, – хотя умирает, конечно. 

– Этого нельзя допустить, – крикнул Клементий. (Вообще-то тараканы не кричат, это каждый знает, но Клементий очень уж разволновался.) 

Джеймс резко посмотрел на него и спросил: 

– Как вы думаете, что в этом чемодане? 

– Оно? – шепотом проговорил Клементий, приподнимаясь на задние лапы. 

– Хотите посмотреть? 

– Скоро вернутся люди... Ну да ладно. 

– Заходите, – Джеймс приподнял крышку чемодана. 

Путешествуя по складкам одежды, каким-то диковинным сувенирам и клочкам бумаги, исписанным буквами на непонятном языке, Клементий думал, что описание этого может быть лучшим местом его нового романа. 

Наконец Джеймс подвел его к стеклянным пузырькам с бесцветным газом. 

– Вот она, погибель-то, – сказал он. 

В закрытом чемодане его голос звучал гулко и особенно зловеще. 

– Этого нельзя допустить, – прошептал Клементий. 

Он тут же испугался, что Джеймс поймет настоящую причину его волнения. Но тот вдруг хитро улыбнулся. 

– Погибель, – сказал Джеймс, – но чья? 

Клементий сглотнул слюну. 

– Мы тоже добились кое-чего... Знаете, сколько наших братьев живет в лабораториях? Им удалось немного изменить состав, и... – тут Джеймс сделал эффектную паузу, – теперь вещество опасно для людей, а не для нас. 

– Здорово! – закричал Клементий. – Как же этого удалось добиться? 

– Знаете ли, – протянул Джеймс, – это как в стихотворении: изменишь пару чужих строк, добавишь несколько сравнений, поставишь вопросительный знак – и оно засверкает новыми гранями... Вы не хотите испробовать прямо сегодня? 

– О, они у нас сами забудут обо всем, – шептал Джеймс, пока тараканы с трудом тянули пузырек к выходу из чемодана, – они, людишки, над вымыслом слезами обольются... 

Клементий вытянул из пузырька пробку, и воздух в комнате с шипением стал наполняться знакомой сладострастной отравой. 

Джеймс тут же юркнул обратно в чемодан. 

Клементий вернулся к столу, но почему-то никаких мыслей о литературе не приходило к нему в голову. Он еще не знал, что это – навсегда. 

В чемодане злорадно улыбался Джеймс. Впрочем, отдыхал он недолго. Ему было пора возвращаться к рукописи.