(Начало в №1)

Из будущей книги

8

Годах эдак… во всегда, эстрада была искусством презираемым, униженным и оскорбленным.

По ней готов был пройтись сапогом всяк сущий вне ее язык. «Пошлость — на эстраде», «Торжество пошлости», «Осторожно: пошлость!», «Кто остановит пошлость?». Даже я удостоился лихого отлупа — году эдак в 64-м в рецензии на программу молодых артистов эстрады «Вы их не знаете» был кратко отмечен «Халтура не перестает быть халтурой, даже если она и талантлива». Клеймили позором всех, вплоть до оркестра Л. О Утесова, несмотря на то, что оркестр играл на всех закрытых кремлевских вечерах Сам его очень любил, песню «С одесского кичмана сбежали два уркана» требовал бисировать и, как известно, пошлости не прощал.

Особенно гоняли цыган Они всячески оборонялись, но их гнали с подмостков, загнав в резервацию театра «Ромэн». Пока папа, человек, неприлично образованный и демагог высшей пробы, не заявил на одном из худсоветов, что «Зеркало русской революции» очень любил цыган. Он ничуть не удивился, когда один из прожженных худсоветчиков спросил «Зеркало русской революции» — это кто?» И кротко ответил «Зеркалом русской революции называл при встречах великого русского писателя Льва Николаевича Толстого Владимир Ильич Ленин». И, дождавшись вопроса: «А Ленин — это кто?», так же кротко ответил «Ленин — это Сталин вчера». Больше вопросов не было.

А папа озаботился идеей, как найти защиту артистам разговорного жанра, сатирикам и юмористам, носителям вышеупомянутой пошлости, мелкотемья, мелкотравчатости и прочих мелкодырчатостей и мелкопупырчатостей. И нашел Заочно окончив Высшую партийную школу (поступил он в нее, по-моему, тоже заочно), он в воспоминаниях Н К Крупской (Инессы Арманд?) надыбал (придумал) фразу «С вождем мирового пролетариата В И. Лениным были в парижском варьете «Олимпии». Слушали комика Монтегюса. Вова очень смеялся». И все' Когда на очередной Коллегии Минкульта по сатире и юмору какой-то член с горы заявил, что с «этим» пора кончать, папа предельно целомудренно зачитал воспоминание Н. К Крупской (Инессы Арманд), завершив цитату фразой «Как мы видим, вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин очень любил эстраду». Несколько расширительно истолковав фразу «Вова очень смеялся»

Папа не учел, что эстрадная шпана также не лишена демагогического дара, и на все наезды, какого бы жанра они ни касались, стала отвечать: «Ленин очень любил эстраду». Дело дошло до того, что когда в Московском отделе музыкальных ансамблей (МОМА) член худсовета, гений аккомпанемента великий Додик Ашкенази (отец великого пианиста Владимира Ашкенази), сказал по поводу исполнения «паровой Лабой» (для непосвященных — духового оркестра) марша Шопена: «Ребята это же мимо кассы и между HOTI», то руководитель «лабы» Додик отпарировал «А Вова смеялсяl».

Жить на эстраде стало невозможно. Папа жутко мучился, но вскорости нашел выход Когда году эдак в 66-м на худсовете в Мастерской сатиры и юмора Володька Шнейдер исполнил «Стихи О советском паспорте», аккомпанируя себе на балалайке, бия чечетку и херача привязанной к ноге колотушкой по привязанному к жопе барабану, и приготовился сообщить, что Ленин очень любил эстраду, папа его опередил:

— Надо по казать этот номер Ленину.

Реприза имела успех

9

В годах эдак конце 60-70-х стаи советских евреев встали на крыло, чтобы лететь в теплые края и обрести там свободу, воссоединиться с семьей или на историческую родину. Последнему обстоятельству наши партия и правительство благоволили. Но — раньше. В конце сороковых, и не всех евреев, а евреев военной направленности. И благоволили практически насильно, так что у многих советских евреев 60-70-х кое-что, но было что, куда и по уважительной причине Эстрада, не страдавшая отсутствием лиц еврейской национальности, не прошла мимо этого движения и внесла свою лепту во внесезонный перелет евреев на юг. Или еще куда. Разница определялась довольно просто Разные эстрадные евреи учили разные языки. Братья Векслеры страстно учили иврит. Младший не делал это достоянием советской общественности, а старший, Сашка Векслер, аккордеонист-виртуоз учил его даже в метро, держа в руках словарь и постоянно кланяясь двери вагона с надписью «Не прислоняться», репетируя встречу со Стеной Плача. Володя Лонгин учил английский, рассчитывая стать за бугром конкурентом Лени Брюса, а фокусник Игорь Эдлин не учил ничего, рассчитывая на то, что своим мастерством незаметно снимать с живых людей часы и дергать из их карманов бумажники он в любой стране мира перебьется одним еврейским акцентом.

Намылился за бугор и конферансье Леня Шипов (Шапиро), один из многих папиных выкормышей. Это был удивительно остроумный и веселый еврейский человек с мягкой улыбкой,

ухитрившийся получить срок за покушение на Сталина уже после его смерти Первого мая 53-го года, находясь в нетрезвом состоянии уже с утра, что для него было не редкостью (ашикер аид, шикеревич, пьяница), стоял на балконе своей комнаты на улице Калинина (бывшая Воздвиженка) и призывал демонстрантов идти брать почту, вокзал и телеграф. Тут его и повязали. Ну, он сам виноват. В нашей стране такие призывы приняты не 1 Мая, а 7 Ноября. Бравшие его люди, находящиеся в нетрезвом состоянии, передали нетрезвого Леню в нетрезвые органы. Ну, органы по нетрезвости и присобачили ему не ту статью. Суд несколько недоумевнул, но в нашей стране органы не ошибаются, и Леня получил свои три года именно за покушение на Сталина.

И вот Леня, который от лагерной самодеятельности вырос с помощью папы до первоклассного конферансье и работал с лучшими гастролерами Родины чудесной: Иосифом Кобзоном (в 64 сменил меня), Майей Кристалинской, Тамарой Миансаровой, Жаном Татляном и имел с этого дела очень клевые башли, очень клевых барух и не считал копейку на кир, вдруг ни с того ни с сего возжаждал свободы. Причем на хрен ему нужна эта свобода, толком объяснить не мог. Он подал заявление на выезд на историческую родину, имея в виду по пути надолго задержаться в Соединенных Штатах, где и есть подлинная свобода Опять же, не объясняя толком, что он намеревается с ней делать Понятное дело, что никаких гастролеров у него тут же перестало быть, как и гастролей вообще, но башлей, которые он сковал зараньше, вполне хватало на водочку. Он часто приходил с этой водочкой к папе, который этого дела никогда не чурался, руководствуясь принципом своего старшего друга Н. а. РСФСР Н. П Сокольского: «Если артист не пьет, значит, у него триппер». И папа его отговаривал ехать, а Леня стоял на своем. И опять папа его отговаривал, и опять Леня стоял на своем. И опять — папа, и опять – Леня... И гордился своей стойкостью. И папа тоже ею гордился. А как же-с, господа хорошие... Свободаl

И вот наконец Леня получил разрешение на выезд. Водки было море разливанное. И вот  Шереметьево.

Самолет с Леней взял курс на Вену, с последующим перелетом в Америку. Все плакали. А аккордеонист Саша Векслер, кланяясь пограничной зоне, громогласно заявил, никому особо не адресуясь:

— Леня выбрал свободу!

На что папа, вытирая слезы, подумал вслух:

— По-моему, Леня выбрал виски.

Реприза имела успех.

(Продолжение следует в номере 3)