Снегу навалило по колено. Мороз еще, конечно, не воевода, но уже и не простой стрелец. По такому морозцу и поехал я покупать себе зимнюю шапку на серпуховский рынок. 

Продавец, жгучий брюнет-кавказец, в своем тосте о достоинствах той шапки, на которую я имел неосторожность посмотреть, сказал, что ей не будет ни сносу, ни сглазу. В их семье такие шапки передаются от отца к сыну, а от сына – к внуку. И все равно шапка не снашивается. Чтобы добро не выкидывать, потом отдают какой-нибудь дворовой жучке или мурке, а те уж в ней хотят – сами бегают в лютые холода, а хотят – щенят с котятами высиживают. Отдельно было сказано о достоинствах меха и замшевого верха. Выходило так, что если погладить рукой замшевый верх, а сразу за ним – жену, и после этого еще и не убояться сравнить нежность замши и жены... После этих слов я решился на примерку.

Шапка была хороша, конечно, но, как мне показалось, немного тесновата, о чем я и сказал продавцу. «Брат, – ответил тот, – посмотри на свою голову. Она такая же, как и моя. Мне эта шапка даже чуть-чуть велика, потому что у меня нет твоей бороды». Он снял с моей головы шапку и надел на свою. Потом он вновь надел ее на меня, а мою старую шапку, в которой я был, нахлобучил на себя. «Ну, – сказал он, – ты видишь разницу? Каким ты пришел сюда и каким можешь уйти?»

Я колебался. В последующие пять минут он перемещал шапки с головы на голову со скоростью опытного наперсточника. Я и не заметил, как в процесс примерки вовлекли стоящего рядом похмельного мужичка с бутылкой пива. Его бритая голова была размером с большое антоновское яблоко и приблизительно такого же цвета. На нем, кстати, моя старая шапка приободрилась. Когда от моей головы уже шел пар, я сдался.

Продавец настоял, чтобы я шел домой в обновке. Для старой шапки мне был выдан пакетик и наказ: отдать ее первой попавшейся жучке…