Зять Уткиной

Хвастливая такая, приставучая Уткина. Город маленький, встречаю ее часто. Она видит хорошо, а у меня близорукость. Она видит меня издалека. А я на нее натыкаюсь, не успеваю увернуться.

Бежит, несется Уткина навстречу или, того хуже, догоняет: «Маару-у-у-у-усинька-а-а… А от щас тебе что-то скажу. Ох, тебе расскажу. Так я к чему веду разговор?..» – так всегда она начинает.

А как же, я – хороший слушатель. Другие просто видят хорошо. Как только Уткина на горизонте, они – ходу! Я стою, слушаю. Зимой мерзну, летом плавлюсь, но слушаю, киваю. Она мне: «Ты вдумайся!» Я вдумываюсь. Мне мама говорит: «А ты отключись».

А я не могу, у меня синдром отличницы, я слушаю, вникаю, и самое страшное – за-по-ми-на-ю! Гос-споди! И ведь запоминаю совершенно бесполезную информацию, кто кому кто, кто где живет и кто откуда. Кто кому что сказал и кто с кем не разговаривает. Зачем мне это? Очень редко бывает, но меня спросят: а вот Суренков Василий Энэргович Уткиной кто? И я, как на экзамене, бойко, четко: «Муж двоюродной сестры ее свекрови. Выпивает, но умерено. Живет на Челюскинцев в оранжевом доме на седьмом этаже. На пенсии, но подрабатывает в охране фабрики «Сыр в масле». Ворует, но по чуть-чуть, аккуратно. Сыр выносит в бейсболке. На голове». И на меня люди с ужасом: «Отку-у-уда ты все это знаешь?»

И это ведь еще я Суренкова никогда в глаза не видела!

Словом, когда я испугалась, что все мои гигабайты памяти забьются информацией о знакомых и родственниках Уткиной, я посоветовалась с психологом. Тот покачал головой и научил, мол, думай о своем, бормочи в ответ свое, тихо так бормочи, отвлекай сама себя, найди повод для ссоры, в конце концов.

А тут ее дочь вдруг удачно замуж вышла. Ну просто очень удачно. Потому что три предыдущих зятя не выдержали. Дело в том, что Уткина немедленно после свадьбы брала у молодых ключ от квартиры и практически туда переселялась. И все время говорила. Говорила-говорила-говорила… Взор зятьев затуманивался, они закатывали глаза и теряли сначала ориентацию, потом сознание. И со временем исчезали.

Словом, вышла опять дочь Уткиной Настя замуж. И Уткина, как всегда, – хвать меня за пуговицу на животе. Я пячусь, она наступает, меленько так идет на меня, пуговицу не отпускает, лицо держит близко-близко, как будто сейчас искусственное дыхание мне будет делать. А мне, между прочим, вот-вот и надо будет!

Отключиться не получается. Она говорит и говорит. А мне жарко. У меня в руке тяжелый пакет с наполнителем для котов. Коты ждут. Тоже терпят. Я тут. Слушаю про Уткину дочку и про ее зятя. Силы воли не хватает оторвать организм с кофтой от пуговицы и уйти, не попрощавшись. А Уткина заливается соловьем: «…Такой дисциплинированный. С работы в шесть пятнадцать, слышь. Убирает, слышь. Пыль вытирает, картошку носит, слышь. Стиральную машину загружает, брюки сам гладит, не пьет, ест – всё…»

«…К лотку приучен…» – бормочу я сама себе, перекладывая тяжелый пакет с наполнителем из одной руки в другую. Вроде тихо бормочу, отвлекаю себя, как психолог велел, чтобы память, значит, не забивать. Но получилось громко.

Уткина замолкла, выпучила глаза, как будто ушам не поверила. Но, видимо, все же поверила. Громко сглотнула, гневно отутюжила меня всю сверху вниз, снизу вверх горячим пылающим взглядом и, резко развернувшись, пошла. Теперь она от меня бегает.

Риткин юбилей

Рита – любимая ученица моей мамы, родной нам всем человек, одна из немногих, чьи советы я принимаю как приказ. Она блистательный переводчик. О ней я писала в одной из своих книжек, как ее, беременную, ночью, по-моему, в 1970 году срочно увозили в военном самолете из Каира, где начались беспорядки, умер Насер, и бандиты ломились в посольства. Рита улетала с одной маленькой сумочкой, где были документы, обменная карта женской консультации, пакетик жевательной резинки от тошноты и... зонтик. Прекрасный крохотный складной зонтик для меня, тогда маленькой дурочки (сейчас-то я уже большая).

И вот у Риты моей – юбилей. Достаточно зрелый юбилей. Дети подарили ей пылесос, который сам ползает по дому и убирает. Иногда он сам едет и на базу, пристраивается там к розетке поудобней, сам подзаряжается, сам отключается и, когда отдохнет, опять начинает ползать по дому и прибирать. И потом опять идет на базу. Как сказала Рита, даже не всякий шпион может вернуться на базу. А пылесос дисциплинированно возвращается. Боже мой, это же мечта. Не бухтит, не ворчит, в уголочке сидит, когда не нужен, есть не просит, сам заправляется. На базе. Не курит. Эх, Ритка своего счастья не знает – да я бы за этого пылесоса замуж бы вышла! И на нем бы еще мои кошки катались. До базы и назад.

Да, но я не об этом.

У моей Риты – достойный юбилей. Она у нас ужасно спортивная и ежедневно плавает в бассейне. По-всякому. И даже как президент П. – широко так, размашисто, руками, вроде это баттерфляй или что. Ну когда он корюшку на нерест вел, он так плыл. Или брасс? Или он кого другого куда-то вел? И вот Рита поплавала три километра корюшкой, потом посидела в сауне, потом массаж, потом косметолог. Она вообще у нас хорошенькая, а в тот день была особенно хороша. Выскочила на улицу, ищет такси. Стоит рядом с видавшей виды «шестеркой», дядька, помятый, как его «шестерка», битый молью, жизнью не очень довольный, окидывает ее взглядом и говорит: «Давай, садись!»

Ритка ищет глазами машину покрасивей, юбилей же достойный у нее.

Дядька не унимается: «Садись, говорю тебе!»

Ритка не отвечает. Ищет такси.

«А ну садись, я сказал!!! – орет дядька. – Простудишься! – И потом миролюбиво так, даже ласково: Да ты не бо-о-о-ойся, че… Я ж со старух много не беру».

Наша белозубая прелестная Ритка так хохотала всю дорогу, что дядька даже спросил, не продавщица ли она в отделе винно-водочных изделий, больно веселая.

Короче Рита, известный в России и за рубежом переводчик и педагог, сразу же, прямо в пальто позвонила мне по «Скайпу» и, захлебываясь, икая от смеха, пересказала мне эту историю.

Рита пробежала к компьютеру прямо в сапогах, поэтому за ее спиной тут же тихо и преданно завозился мой потенциальный жених, чтобы сразу почистить ковер.

Эх, жаль, нет у моей Риты котика, чтобы его на пылесосе покатать!..