Особая каста, особый народ в Ереване – таксисты.

– Ви-иа-аткуда? Су-укра-а-аины? Харошая страна – там многа армян.

– Да, – соглашаюсь.

– Артёом знаити?

– Э-э-э… Нет.

– А Ладик знаити?

– Давидян?

– Можит, Давидян. Можит, ни Давидян. Пачтенный чилавэк. Всэм памагаит. Всэм. Чилавек прихо-о-одит, гаварит, Ладик-джан, памаги. Ладик сразу памагаит. Ни спрашиваит, ты армянин, ты кто. Памагаит – и все. «На! – гаварит. – Я имею, тибе даю. Ты будешь иметь, давай им. Те дадут другим. Другие дадут мне». Все его знают. А-а-армяне – ни-иармяне. Все.

Хороший человек Ладик. Кто такой, где живет у нас в Украине, неважно. Хороший человек.

*

Сажусь на заднее сидение, здороваюсь. И сразу смеюсь. Потому что не было случая, чтобы таксист в ответ на мое приветствие не протянул вверх руку и не сдвинул зеркало заднего вида, чтобы посмотреть, кто сел, и спросить:

– Нравится Ереван?

*

– Эта будит двэ тысячи. Даже двэ тысячи двэсти. Далико ехать, – таксист везет меня из спального района, где я встречалась с подругами, теперь спешу в центр города: переодеться и в филармонию.

– Ну хорошо, – соглашаюсь я. 

Таксист хлопает ладонями по приборному щитку и кричит на меня хрипло, сурово глядя в зеркало заднего вида:

– Ты что, женщина?! Атэц-брат-муж нэ учил таргаваццэ? Таргуйся! А то щас высажу тибя на тратуар около библиатеки пишком хадыть.

Я в ответ бойко:

– Тысяча! 

– Нэ-эт, – он в ответ вдруг голоском тоненьким игривым, – двэ-э-э-э.

– Тысяча пятьсот!

– А я гаварю двэ-э-э… – парирует он ласково и улыбается.

– Ну ладно, две, – соглашаюсь я.

– Нэ уступай! – вдруг кричит он азартно и гневно, как тренер на решающем футбольном матче. – Гавары «тысча шыссот»! Гавары!

– Тысяча шестьсот! – ору я.

– Нэ-эт... – опять спокойно тоненько и нежно возражает: – Двэ-э-э.

– Ну хорошо…

– Ай! Учы ни-и учы! – махнул рукой. – Па-аехали.

У гостиницы выхожу, отдаю две тысячи.

Таксист:

– Ни поняа-ал! А ищо двэсти где?

*

– Откуда? Из Укра-аины? Там плимяник живет. Днепраптров, знаити?

– Днепропетровск. Знаю.

– Там плимяник. Тут работа не-ет, там пае-е-ехал, ристаран аткры-ыл. Харашо. Хо-о-одит, гуляа-аит. Я был. Панра-авилось. Хади-и-ил. Гуляа-а-ал. – После паузы: – Нравица Эриван?

– Очень.

– Да-а-а. Красывая страна. Крас-с-сывый горад. Работа тока нету. А так – красивый. Ходи-и-и, гуляа-а-а-ай… 

*

– Откуда? Из Украины? А у вас там работа эсть?

– По-разному.

– А тут мало. Нэт пачти. Син институт акончил. Харашо учился. А работы нету п’а спицалнасти.

– И что делает?

– Ничиво ни делаит. Так сидит.

*

Как только машина трогается, всякий таксист сразу заводит беседу. Вообще мне по душе, что армяне охотно и легко вступают в разговор. И каждый таксист везет тебя по Еревану и заботится, чтобы ты, бестолковая женщина, хоть что-нибудь увидела по дороге, потому что кто тебе еще объяснит и покажет что-то красивое в этом городе, как не он.

– Нравится в Эривани?

– Очень!

– Каскад видела? Как ни видила?! Ни видила ка-аскад? Щас па-аедим. 

– Нет-нет, – кричу. – Я спешу. Я потом по­смотрю, обещаю.

– Кагда?! Кто тибе пакажит? Ана пасмотрит! Каскад! Там всео-о! Там центр искусствий! Там старинныи рукаписи! Там парк скульптур! Акоп Акопян знаишь? Э! Дажи я знаю! Щас паедим. Па дароге увидишь.

Пришлось смириться.

*

– Нравица Армэния?

– Нравится!

– Очень, да? – с уверенностью переспрашивает.

– Очень-очень, да!

– А чьто-о-о! Армяни – они древний на-арод, чьто! Везде живео-от. Би-и-или, гоняа-а-али, геноцид, а мы – все равно везде. И луч-чие! Сма-а-атри: луч-ч-чие стаматолаги – армяни, луч-чие фатографы – армяни, луч-чие актео-о-оры – армяни, луч-чие художники – армяни, луч-чие музыканты – армяни. Луч-чие друз-зя! Армяни – тут он каждое слово сказал раздельно и медленно – луч-чие. Сами-и. Верни-и. Друз-зя! И еще – Азнавур, французский есть пивец зна-амнитый, знаишь кто? 

– Кто? – рассеянно и устало я.

– Кто-кто? Ни дагадалась? Арминин! Вот кто! Понила?

*

Маленький прокопченный солнцем мужичок везет нас с Наринэ на девичник к Лилит. (О девичнике будет, о! будет позже.) Размахивая руками над рулем, кричит. Наринэ переводит:

– Смотри, – кричит таксист, призывая Наринэ и мир в свидетели, – смотри! Все они имели ослов. Они все ездили на ослах. Теперь продал осла, купил машину, сел в нее, завел и поехал. Они как думают, на автомобиле – как на осле, поворотники не надо включать. У осла есть поворотник? Нету. 

Услужливый таксист – мы ведь спешим. Спешим к Лилит. Она просила быть ровно к двум у подъезда. А мы опаздываем. Не можем найти ее дом. Таксист уже несколько раз останавливает машину, выскакивает, спрашивает у людей. Те охотно отвечают, рассказывают ему что-то на армянском в подробностях, что-то вроде «поедешь туда, потом туда, потом туда, потом так, потом эдак», и ладошками машут и вертят, как в танце. Я вдруг замечаю, какой он маленький, наш таксист, росточек – ну метр сорок, не больше. Потом за столом у Лилит рассказываю девочкам о нем, жалею, говорю, он такой маленький. И Наира, художник-мультипликатор, мгновенно:

– Да? А он что-о, вёол ма-ашину сто-о-оя?

Таксисты в Ереване легко могут заменить радио, телевидение, интернет и газеты. Они знают все и обо всех. Таксисты мудры и политически подкованы.

Мне кажется, если армянские таксисты соберутся все вместе, то они легко смогут отобрать у турков свой Арарат обратно.

Зачем драться? Зачем стрелять, что ты?!

Мирным путем.

Путем убеждения! Айо. (Что означает «да».)