Однажды Ваня Казак из Бричан женился на Мане Шапиро из Черновцов. И стали они Казаки. И жили они мирно и счастливо, пока Ваня не придумал ехать в Израиль путем Маниной семейной национальности. А Маня, наоборот, захотела идти другим путем. В Австралию и самолетом. 

И Ваня закапризничал:

– Маня, ты какая-то не трепетная к своей нации, Маня. Ты, Маня, дура или что? Ты только подумай, кто мы, Казаки, будем в твоей Австралии? Мы же с тобой будем второстепенные люди. Мы будем – кто? Ру-у-у-сские. А в Израиле мы, Казаки, благодаря тебе, Маня, будем избранные, мы будем титульная нация.

– К-к-к-к-кто?! Пе!-ре!-крес!-тись! Ваня! Ты, Ваня Казак, коренной бричанский молдаванин! Избранный он…

– Маня, ну ты что?! Ты же меня знаешь. Я же целеустремленный как я не знаю, я же сильно упорный! Я в Союзе был лучший скорняк, лучший по профессии. По версии нашей районной газеты «Ленинским шляхом» А в Израиле стану лучший по национальности! Я добьюсь! – и добавил: – Я же очень смышленый и изобретательный!

–Ты, Ваня, будешь лучший по кретинизму, Ваня. В Израиле у нас никого нет! А в Австралии у меня родная сестра Соня, родной Сонин муж и родная Сонина свекровь Белла Семеновна! И они мне уже купили автомат! По скидке – автомат!

У Мани это был главный аргумент – то, что из писем сестры она поняла, что в Австралии, когда делаешь стирку, нет, вот так – Стирку, – не надо брать отгулы, замачивать, выжимать, кипятить, выжимать, полоскать, выжимать, крахмалить, выжимать, и потом три дня лежать, два дня стонать, и еще день – гладить, а нужно запихнуть белье в дверку, нажать кнопку и обязательно! обязательно! уйти гулять и купить себе что-нибудь легкомысленное или сладкое. (Тогда стиральные автоматы у нас были в диковинку, это было давно.) Поэтому Маня готова была слыть кем угодно в Австралии – даже негром преклонных годов – но только не стирать, нет, не так, а вот так – не Стирать, как дома. 

Но сначала они поехали в разведку.

И вы еще спрашиваете куда? Конечно в Австралию… Спрашивают они…

*

Ах, да… Вот еще… Поздним вечером перед выездом Ваня забежал к своей соседке, учительнице английского языка, и та написала на билетном конверте по-английски: «Эти люди не говорят по-английски». И еще приписала: «И не понимают тоже».

И впоследствии этот конверт Ваню и Маню очень выручал.

*

До Малайзии, где Казаки пересаживались в другой самолет, долетели почти без приключений. Ну препирались немного. Ваня все доказывал, что они все неправильно делают, не в ту сторону летят и что у него в организме есть потомственный ген, который отвечает за правильные решения. Этот ген сейчас ноет. А Маня в ответ твердила, что Ванины гены, пропитанные спиртными напитками, уже давно ни за что не отвечают. И что теперь она, Маня, – его единственный ответственный ген. А Ваня сказал, что он пьет не для удовольствия, а снимает напряжение и фобии. А Маня сказала: «Чего-чего?!» И еще сказала: «Хых…» И потом вздохнула: «Уф-ф-ф-ф-ф…» И этим выразила все свое отношение к Ваниным правильным решениям и фобиям. Но о фобиях чуть позже.

Из самолета сначала шел длинный рукав, а из конца рукава в аэропорт шла красивая бегущая дорожка, зовущая в прекрасное далеко. Из далека сияли огни, шел еле уловимый аромат дорогих духов и щедрый запах хорошего кофе. Пассажиры получали багаж, и кто-то ждал, кто-то куда-то шел, а кто-то становился на эту дорожку, чтобы ехать в прекрасную манящую даль. У выхода из самолета стоял круглолицый и ярко-желтый, как тыква, человек в униформе и что-то вежливо объяснял пассажирам. Ваня испугался. Нет, не Тыквы и не бегущей дорожки, он испугался, что надо будет заплатить.

Так вот, о фобиях. Кто-то боится пауков, кто-то высоты, кто-то замкнутого пространства. А у Вани была редкая фобия – он боялся платить деньги. Если вдруг надо было платить, Ване становилось плохо, как он сам объяснял свое загадочное состояние – не по себе. И он любыми путями выкручивался, чтобы не заплатить. Например, на парковках автомобилей, при входе на рынок, в парк или еще куда-нибудь. Он предпочитал везде, где надо платить, – не платить. А если настойчиво заставляют платить, все равно не платить. Кто-то назовет это жадностью. А Ваня обычно объяснял, что это у него такая фобия и бороться с этим он не может. Фобия редкая, да. Но он и сам редкий человек. По красоте там, по профессии, ну и другие плюсы, вы уже знаете…

– О! – как удостоверение высшей касты Ваня ткнул Тыкве под нос билетный конверт «Эти люди не говорят…» и спросил:

– Э?

– А? – нахмурил брови Тыква, рассматривая билеты и читая конверт: – А-а-а-а…– он успокоился и указал рукой сначала на багаж: О! – потом махнул в другую сторону и отрицательно покачал головой: – Ы-ы! – указал на дорожку, – Ы! – потом на Ваню и Маню: – А! – потом опять на дорожку: – О!

– А-а-а-а! Ага! – поблагодарил Ваня

– Э! – дружелюбно помахал вслед Казакам Тыква.

– Э-э-э, – испугался Ваня, – Манька, по-видимому, придется платить. Че-то мне не по себе… Пошли пешком.

И Казаки потащились с неподъемными вещами параллельно веселым немцам и еще каким-то людям, которые ехали себе на дорожке налегке и в ус не дули.

Путь оказался долог. У Казаков разболелись руки, спины и все остальное, что может болеть, когда тащишь тяжелые чемоданы. 

– А давай, – от усталости проявил смекалку Казак, – давай чемоданы на дорожку кинем и рядом пойдем. Давай? А если что, мы багаж в руки и «за что платить? мы сами несем, вот смотрите!» Давай?

Ваня боком как бы случайно ногой передвинул чемоданы поближе к дорожке, потом по одному закинул их на плывущую вдаль ленту, и вещи поехали. Какое-то время Ваня и Маня трусили параллельно своим вещам, мгновенно подхватывая чемоданы и делая вид, что они легко прогуливаются тут с чемоданами наперевес, когда по встречной бегущей дорожке ехал человек в униформе. Дорожка, как оказалось, бежала довольно стремительно. Казаки стали от своих чемоданов отставать.

– Я устала, – заупрямилась Маня и запрыгнула на бегущую дорожку к вещам. Ваня еще какое-то время бежал рядом, но навстречу стали попадаться столбики и барьеры, через которые неспортивному Казаку пришлось сигать, как коню на соревнованиях. Дорожка с Маней и вещами стала его перегонять и оторвалась далеко вперед. 

– Ма-а-аня!!! – как в поле заорал Ваня уезжающей в далёко Мане, помахивая билетным конвертом «эти люди не…». – Если заставят платить на выходе, не плати-и-и-и… Я догоню, разбере-о-о-мся-а-а-а, – последнее, что услышала Маня, уезжая от Вани с вещами.

Когда Ваня наконец добежал – а там дорожка два километра, это на всякий случай, кто собирается пробежаться, – он спросил взволнованно: – Ну чево, Манька, денег просили?

– Нет, – ответила Маня, – это тут бесплатно. 

И Ваня, конечно, немного огорчился и пообещал себе, что уж на обратном пути он с комфортом поедет назад с вещами, и не просто, а даже усядется на дорожку, нет, он даже приляжет рядом с чемоданами. 

После бега с препятствиями, как только Иван попал в самолет на Мельбурн, после нескольких порций вина, которое было включено в стоимость билета, у Вани, как водится, ослабилась фобия, и он заказал себе виски, за которое уже легко заплатил. 

А потом Маня никак не могла выйти из туалета. Там на двери с одной стороны было написано «Push», а с другой стороны – «Pull». Убейте, сейчас Маня и не вспомнит, с какой стороны какое слово было написано. Да и зачем – она все равно не понимала, что значит это самое «пуш» и «пулл». И она просидела там, тихонько скребясь, сорок минут, пока ее не освободили стюардессы и хмурый секьюрити в униформе. А Мане надо ведь было выйти, чтоб идти на свое место контролировать бесстрашного спринтера Ваню, освободившегося от своих фобий.

А потом Ваня, все еще свободный от фобий, проснулся, и пошел курить, и познакомился с каким-то в белом длинном платье, и в порыве чувств к Мане пытался купить у него для нее бусы. Но тот в платье сопротивлялся и бусы не продавал, потому что, как оказалось, это были не бусы, а четки, которые, как известно, используют, чтобы вести продолжительные беседы с небесами.

И Маня утащила Ваню назад в кресло, и в салоне стали показывать фильм про двух девушек-близнецов, которые из Америки полетели в Великобританию учиться. Ваня посмотрел на Букингемский дворец и виды Лондона, на Парламент и Трафальгарскую площадь, восхищенно воскликнул: «Так вот ты какая, Австралия!» – и уснул. И так спал до конца путешествия.

А о приключениях Казаков в самой Австралии я расскажу в следующий раз. Потому что Австралия до сих пор еще не опомнилась. Скажу только, что родственники и друзья Казаков надарили им столько, что Ванина фобия так ни разу ему и не пригодилась.

Когда же они вернулись домой, переполненные впечатлениями, Ваня отослал родителям в Бричаны экономную телеграмму: «Были Австралии. Понравилось. Много купили. Скоро летим Израиль. Сравнивать».