Из новой книги

Директор

Т. В. П.

Школа. Первый класс. Так тяжело было – все чужое, все незнакомое. Всего боюсь. Все непонятное. И вроде говорят по-русски, а каким-то суконным казенным языком. Я вдруг вместо Манечки, Марусеньки, Мышки стала Гончаровой. Верочка, подруга, – Мирошниченко. А Вовця, хулиган Вовця, – Бобиком. Такая была у него оскорбительная фамилия – Бобик. И все нельзя. И нужно строем ходить. И молоко противное, подгорелое с пенкой – пить! Быстро читать нельзя – надо только по слогам. И нечего тут хвастаться. Все по слогам – и ты по слогам. Встать – нельзя. Выйти – нельзя. Опаздывать – нельзя. Ужасная-преужасная тогда началась жизнь. И все время пугают директором. Вот директор придет. Вот родителей вызовут к директору. Если будешь опаздывать, тебя поведут в кабинет к директору! 

Этот директор. Верней, эта. Мы и видели ее всего-то один раз. Или два. Белое жабо. И очки. И волосы в пучке на затылке.

И вот однажды мы уже собирались кто домой, кто в группу продленного дня, я – на урок музыки, а тут в класс вдруг ворвался Вовця, который в школе стал Бобиком. Такая фамилия у него, ну честно! И сообщил нам потрясшую наше воображение новость. Он увидел директора школы Тамару Васильевну Пироженко в буфете!

И мы все зареготали, что Вовця так врет-завирает, ну вообще уже.

– И что она там делает?! Проверяет, как дети моют руки?

– Нет!

– Тогда как дети пьют молоко?

– А вот и нет! Нет! Нет! Она! Там! Ест!!!

– А-а-а-а-а-га-га! – еще веселей засмеялись мы.

Вовця Бобик, видя, что никто ему не верит, закатил глаза и торжественно размашисто перекрестился. Класс загоготал еще громче. Тогда Вовця пошел на крайнюю меру. Он побледнел, эффектно, по-пионерски воздел руку и рявкнул: 

– Пад-салютом-трех-вождей!

Все первоклашки, не сговариваясь, ринулись в буфет, чтоб увидеть страшную правду своими глазами. Как директор! школы! там! ест!!!

Воочию все это выглядело еще ужаснее. Наш директор Тамара Васильевна не только ела пирожок, но и запивала его чаем. И это было еще не все. Тамара Васильевна – о ужас! – смеялась. Как обычная женщина! Просто так сидела в буфете, по-приятельски разговаривала с учителем физики Львом Алексеевичем, нам тогда незнакомым лысоватым дяденькой, ела! пила! и смеялась! 

Для нас это было такое потрясение, такое событие! Как будто в школу прискакал конек-горбунок, сел на лавочку во дворе и закурил. Вот такое!

Не сводя глаз со смеющегося директора, весь первый «А», чтобы купить такой же пирожок и такой же чай, выстроился в очередь, все время оглядываясь на директора, чтобы убедиться: да, сидит, ест, пьет, смеется. 

Потом мы об этом рассказали «бэшникам». А они вообще какие-то были слабаки! Пока они поверили, пока побежали смотреть, Тамара Васильевна уже ушла. А вездесущий Бобик даже клялся на букваре, что директор сама убрала за собой посуду. Ну, в это уж мы не поверили. Это все равно, как если бы он сказал, что у Тамары Васильевны есть обычный дом, что она там живет, надевает халат, тапочки и жарит котлеты. А-а-а-а-га-га-га!..

Кам ту май будуар

Она – учитель английского языка. Незамутненная личность. Еще десяток лет тому назад, студенткой заочного отделения иняза, переводила с английского название повести Марка нашего Твена как «Том Сойер и финская черника». Не поверила я ушам своим, а – да! Именно так. Еще жаловалась, что в словаре никак не могла найти значение слова «huckleberry», поэтому перевела его приблизительно. Близко, так сказать, по значению. «Ничего?» – заглядывала она мне в глаза.

А сейчас Она преподает английский. В школе. Слово the guitar («Гитар-р, гитар-р-р, гитар-р-р! Кам ту май будуар-р-р!) прочла и перевела в четвертом классе как «гвайтер». И сообщила, что есть такая спортивная игра. Молодец, да? Типа Клуб веселых и находчивых…

А вот похуже: снизила ребенку отметку за произношение. Девочка прочла «Джизис Крайст», а Она ей – «Крист». Девочка: «Нет, Крайст!» – «Садись, плохо подготовилась!» – разгневалась Она.

Девочка была умненькая и настойчивая. Тут же посмотрела в словарь в конце этого же учебника, говорит: «Нет, Крайст!»

Она: «Ну хорошо, в некоторых случаях Крайст, в некоторых Крист». 

Девочка не спросила, в каких случаях Крист. Девочка Ее просто пожалела.

Недавно Она получила звание учителя-методиста. В интервью газете беззастенчиво сообщила, что не собирается останавливаться на достигнутом и планирует делать карьеру.

Дали будэ.

Гитар-р-гитар-р-р-гитар-р-р-р, кам ту май будуа-р-р-р-р…

Ренка

У кота, если его не гладить, закостеневает позвоночник. 

Вот уже много лет Ренка жалуется, что у нее побаливает спина.

Может быть, Ренка – кот? Не исключено…

А теперь о другом. Хотя и не совсем. О любви, в общем…

Любовь ведь можно измерить… Кто-то в свое время сказал, что ее можно измерить количеством денег, на тебя потраченных. Да ладно! Почему только денег? Любовь измеряется всем чем угодно – километрами, риском, временем, фантазией, качеством приготовленной еды и очень многим другим… Только не словами. И даже не стихами. Усилиями. Которые любящему совсем не кажутся усилиями.

Например, вчера Ренке позвонили и ей нужно было срочно бежать на работу. После душа. С еще мокрыми волосами. Зимой. А фен у нее сгорел как назло. 

И муж ее, вместо того, чтобы завести машину, стоящую под окном, и быстро отвезти ее туда, куда нужно, сказал:

– Закутайся потеплей, зайка.

Заботливый какой муж у нее… Сказал – и пошел в комнату. И лег. И смотрел телевизор. А потом, через час, поехал на встречу с друзьями. Отдыхать. 

Надо бы ей фен подарить. Хотя бы… И что-то надо делать с ее позвоночником. Что, лучше – мужа?.. Нет, муж у нее уже есть.

1974 год

В Одессе на пляже познакомились с мальчиком. Красавец, курсант мореходного училища. 

Вечером он позвонил, как условились, но меня не было дома, дед снял трубку, мальчик извинился и продиктовал свой номер телефона.

Мой дедушка говорит: 

– Тут тебе твой новый знакомый звонил, его номер 22-3-62. Но я бы тебе не рекомендовал ему звонить.

– Почему? – спрашиваю.

– Ты знаешь, как он назвал цифры номера?

– Как?

– Двадцать два – три – шестьдесят две!

– Ну и что? 

– Как «ну и что»? Как «ну и что»?!

Дед мне так и не ответил, как «ну и что». Зато мой дядя, папин младший брат, в ту пору студент, сообщил мне под большим секретом, что «три шестьдесят две», то есть три рубля шестьдесят две копейки, – это цена бутылки водки.

Фотография

Пришла в студию сфотографироваться на журналистское удостоверение. Парень суетится, то так мою голову повернет, то эдак. Наконец сфотографировал. С сожалением расстается и напоследок говорит:

– Я тебе могу и красивый художественный портрет сделать. Любой. Хочешь – фасом, хочешь – профилью…