Будни фауны

Соседку Валентину неожиданно укусила кошка. Набросилась и укусила.

Августу Витальевну, уважаемую руководительницу кружка по вязанию белых круглых салфеток крючком, почтенную нашу Августу Витальевну Компоноец, ветерана труда, члена общественного совета по борьбе с молодежью, неожиданно покусали аквариумные рыбки. Набросились и покусали. Августа Витальевна лечилась в стационаре. Никто не верил, все смеялись, а рука-то болит.

Приятеля Славы Верховского, донецкого писателя, значит, его, Славиного приятеля, Мишу Дерзкого неожиданно покусала моль. Набросилась и покусала. За левый профиль лица. Поиздевалась. Надругалась… Ой, нет, последнего, по-моему, не было. 

Миша Дерзкий рыдал, у него свадьба, а такой укус на лице, он свадьбу – переносить, куда с таким профилем, а ему никто же не верит, что моль на него напала. Да. Дальше.

Преуспевающую писательницу-детективистку Зотову Георгину Исмаиловну неожиданно покусал менее удачливый и завистливый писатель-гигиенист Ситров. Набросился и страшно покусал. Даже чуть откусил. И вообще там темная история. Они вдвоем теперь появляются на улице только ночью. Бледные, косматые… Да.

Я, такая спокойная, у меня ни собака, ни кот, ни кролик, ни попугай, ни паук Еремей, ни мотыль в холодильнике, никто не кусается – я не боюсь, мне безопасно в смысле укусов. Я как раз в данный момент сижу, пью чай на кухне и по телевизору смотрю заседание Верховной Рады. А там такие лица у них… плотоядные… И зыркают друг на друга, зыркают. И один даже облизнулся уже…

Ключи

Последние две недели только и делаем, что ищем. Сначала потерялся ключ от квартиры. Не нашли. Поменяли замок. Потом я куда-то задевала ключ от почтового ящика. Опять не нашли. Поменяли замок. Вскоре исчез ключ от подвального помещения, где у нас хранятся всякие вкусные заготовки на зиму, овощи, яблоки, морковка. Лыжи. Нет ключа. Как в воду канул. Искали всей семьей. Подключили гостей, соседей… Даже прибегли к черной магии: перевернули стакан, ключа не было. Покрутили блюдце и вызвали Пушкина. Пушкин, по-видимому, тоже не знал, где ключ. Поэтому и не ответил. 

Мама отдала приказ: – Хватит глупостей. Ищите-ищите!

И поскольку семья подозревала в пропажах именно меня, я добавила к маминому приказу: 

– Ищите в самых неожиданных местах. Я себя знаю!

Искали. В вечерних сумочках, в косметичках, в шкатулке с жемчужным ожерельем, в баночках со специями, в шкафу для праздничной посуды, в обувном шкафу… Не нашли. Привычно поменяли замок.

Все это время мы бегали прямо в тапочках в один и тот же магазин по соседству. Покупать замки. Когда смущенно и виновато прибежали в третий раз, Гена, хозяин магазина, даже не удивился, не ухмыльнулся, наоборот радушно встретил и даже подарил нам скидочную карточку. Как постоянным клиентам.

– Гена, – говорю, – ты вот, наверное, думаешь, что мы – семья идиотов, да? Все время замки у тебя покупаем, да? Бегаем к тебе в тапочках, да?

– Та не-е-е, – спокойно ответил Гена, – так бывает. Обычно ключи теряются кучно…

– Это как? – не поняла я.

– Ну стаей.

– А-а-а-а…

– Ну и потом, – Гена пожал плечом, – мне же выгодно…

И теперь мы все подозреваем Гену… 

Сладкие минуты славы

Однажды мой большой, просто в полполосы портрет опубликовали в нашей местной газете. Такая я там была хорошенькая, сияющая, кудрявая и томная на фоне книжных стеллажей. Платье новое. Танино. Моей сестры платье в клеточку. И книга в руках. Вид, как мне казалось, страшно умный, независимый, даже вызывающий и смелый, ну амазонка прямо и все. Любовались мы все, любовались… А на следующий день мама принесла с рынка толстенького копченого судака, завернутого продавцом в газету с той самой моей фотографией. Лицом моим дерзким как раз к лицу судака. И оба мы, и судак, и я, лоснились от жира.

Мы дома несколько дней покатывались и резвились, предлагая, что еще, какие еще продукты, можно завернуть в мой портрет. Прямо конкурс устроили, кто позатейливей использует газету с моей фотографией. А победителю – остатки судака.

С писателем С. Г. случилась почти такая же история. Его фотографию опубликовала большая центральная правительственная газета. Значительный он там был, ну такой – в пиджаке и в галстуке. И в профиль. Взгляд, устремленный вдаль. Почти как у меня, на моем портрете. Скупил он все газеты в киосках «Союзпечати» и давай их со своим портретом раздаривать: знакомым, друзьям, врагам, завистникам, начальству носил. И везде – автограф свой оставлял, росчерк такой широкий и смелый. А через пару месяцев он вдруг обнаружил, что приветливая соседка его по элитному дому, женщина очень аккуратная, в общем с ним коридоре, ведущем в две квартиры, постелила эту самую газету, его фотографией вверх, в кошачий лоток! Когда мы узнали о происшествии от той самой соседки, прямо досадливо хлопали себя по лбам: ну почему не пришло никому в голову, что можно ж было еще и так?!

А что же С. Г.?

А вот что. 

Как увидел он знакомый вдаль глядящий литой профиль, стал ловить ртом воздух: «Ап… ап… ам… в кошачьем… а-а-а!.. лотке!.. – Затрясся, рассвирепел: – Чтэ-э-э-э?! Да как вы!.. Да как ты!.. Да я вас!.. Да я тебя!.. И твоего кота!.. И твою мать!..» – раскричался, ногами затопал, цапнул газету, стряхнул с нее кота, которому как раз приспичило, и стал лупить своим свернутым портретом и котика невинного, и приветливую аккуратную смущенную до слез соседку свою. Потом порвал-порвал-порвал газету в лохмотья и уже после этого, конечно, возненавидел все человечество. Теперь завистливый, злой, подозрительный. Котов гоняет. И ка-те-го-ри-чес-ки! Категорически отказывается фотографироваться.