Какое главное развлечение туристов в Великобритании? Кроме осмотра достопримечательностей? 

Мадам Тюссо?! Ну вы тоже! Вы говорите о музее восковых фигур мадам Тюссо?! Да глупости! Сейчас этих восковых болванов по всему миру столько налепили, прямо тесно от них в нашей человеческой жизни. Они стали выбираться на улицы наших городов, сидеть в ресторанах, ходить на выставки, презентации, развлекаться в ночных клубах, совершать преступления, баллотироваться в депутаты и выступать в теледебатах, усиленно защищая права восковых фигур. Бывает, включишь телевизор, а там голова хлоп-хлоп глазами – и вдруг рот раскрывает и молвит… голосом человеческим. И такое молвит… 

Ну да ладно.

Друзья мои говорят, что самое симпатичное во мне не внешность, не фигура и не тонкий пытливый ум, – что, как муж уточняет, является безусловно выдумкой, – не лёгкий шаг, не всякие умения и способности, а мой смех. Наш областной музыкально-драматический театр, когда играет комедию, всегда присылает мне пригласительные на первые несколько спектаклей. Во-первых, своим идиотским смехом я вдохновляю труппу, во-вторых, завожу публику вокруг себя. Что есть, то есть. Если я говорю с кем-нибудь по телефону и начинаю смеяться, сеть не выдерживает, отключается. А сколько было сорвано уроков в школе!.. А встреча с депутатом… Многие вспоминают. Последним был мной осмеян непревзойдённый по своей авантюрности, многолюдный, очень платный семинар-практикум «Стратегии когнитивных и поведенческих актов для получения лучшего уровня контроля и повышения эффективности деятельности переводчиков компании». Чуть не выгнали.

Вот как-то один детский писатель – добрый, умный и очень смешные книжки пишет – загрустил. А всё почему? Он вегетарианец, и у него очень высокие требования к еде, которую он по обыкновению сначала тщательно обнюхивает на предмет свежести. Поэтому чаще всего он питается, как библейские пастухи в часы невзгод и лишений, – сыром и вином. А тут пришёл он на фуршет, а на столах – ну ничего! Имеется в виду – для него. Он прямо скис, нос повесил. Вот, говорит, смотрю в глаза это крабовой палочке, раздумываю о нелепой её жизни, и мне грустно. 

А я ему отвечаю: а мне весело. Потому что много чего смешного вокруг столов, почти всё! Вот ты послушай…

Словом, смеяться – это такая же неотъемлемая часть моей жизни, как дышать.

Поэтому если я и езжу в Великобританию, то в том числе и для того, чтобы дразнить гвардейцев. Не пробовали?

Ну, например, в Букингемском дворце. Стоит такой исполин, закалённый, невозмутимый, в медвежьей шапке, красном кителе, стоит и не шевелится. Прямо как восковая фигура! А туристы ему в лицо заглядывают, анекдоты рассказывают, хохочут… А он как будто и не слышит. Ну иногда только уголок губ дрогнет, незаметно. Держится изо всех сил.

Но и это не самое интересное. Я, например, предпочитаю дразнить гвардейцев в Шотландии, в городе на семи холмах Эдинбурге, как шотландцы его называют – Эдинбэрэ.

Вот стоит такой милостью Божьей гвардеец пехотного гренадёрского полка, очень живописно одетый: килт из тартана, плэйд, форран, блэнгери… Ой, столько непонятных слов, а на самом-то деле – юбочка в клетку, плед на плече, сумка меховая на… на… ну… впереди, пилотка с лентами на затылке, как у наших матросов, белые перчатки и гольфы, как у детсадовских детей. Красавчик. 

– Лиззи, – говорит пожилая американская туристка подруге, – ты посмотри, какой он секси в этой своей юбчонке, с этой торбой на… на… ну, впереди, и этом своём одеяле на плече…

И все умирают от смеха рядом, – только он стоит, надменный в своём килте, глазами – далеко в горах, там, где сердце Роберта Бёрнса. Стоит, такой гордый в своём одеяле. Потому что на юбке и одеяле у него – чёрно-красные фамильные цвета клана Стюартов. А это даже не Дугласы и не Макдональды… И охраняет он – по–скольку Стюарт – не что-нибудь, а сердце шотландской истории – Эдинбургский замок со всеми его каменными воспоминаниями, пыточными орудиями, сокровищами шотландской короны, часовней в память лучшей из шотландских королев леди Маргарет, тайна

ми, замурованными в толстенные мшистые стены, призраками и гигантским собором, где хранятся Книги Чести Шотландии, куда ещё в позапрошлом веке гусиным пером внесено имя пра-пра-прадеда его Джона Стюарта, павшего за честь Великобритании в Афган-ской войне.

Между прочим, тут недалеко, в замке Холлируд, интриговала одна прелестная представительница этого же клана по имени Мэри. Очень уж хотела она возложить на свою ветреную головушку корону империи и стать владычицей морскою. Ох, как она стала шантажировать всех, искать компромат, готовить дворцовый переворот, – вся такая в белом, с косой вокруг головы, полная энтузиазма и стремления сделать жизнь получше и подешевле для своей, как она говорила, нации… Ой, я не о том, кажется… Вернее, не о той… Ну да ладно. История, как говорят, обязательно повторяется. Только второй раз, заметьте, уже в виде фарса. У той леди в шестнадцатом веке всё же возможностей, на мой взгляд, было меньше… 

Но не будем о грустном. Мы же радоваться планировали. И по-скольку я приехала в Шотландию дразнить гвардейцев, я стала смущать Стюарта. 

Вот, например, англичане едят овсянку с сахаром. А шотландцы? Ну конечно, с солью! Поэтому гвардейца в Лондоне чтобы рассмешить – надо смешить, а гвардейца в Эдинбурге надо, наоборот, злить. Их когда злишь, они тут же конфузятся и хихикают. Делая вид, что им наплевать, потому что они – о-го-го! Они – шотландцы, а не кто-нибудь там…

И вот я становлюсь недалеко от полосатой гвардейской будки и с безразличным видом говорю:

– Интересно, а играет ли шотландская сборная по футболу в чемпионатах Европы?

Вижу – он насторожился, хотя и так стоит как струна, – и тихонько так: 

– Хм…

– Да у них и команды-то футбольной нету, наверное, – у шотландцев… – подыгрывают мне знакомые американцы. 

– Неужели нету? – наигранно удивляюсь я, сдерживая смех.

– Ты хочешь поговорить об этом? – задают американцы свой привычный вопрос, с сомнением поглядывая на гвардейца.

А Стюарт уже глазами не в горах, где сердце величайшего из шотландцев, а готов ими меня сжечь как ведьму на средневековом костре. 

– Нет, лучше давайте обсудим их странный язык, этот их диалект английского…

Гвардеец вот-вот лопнет от ярости сейчас. Нет, ну это уже совсем наглость – играть на его национальных чувствах.

– А ещё лучше – давайте пойдём и посмотрим тот самый «Камень судьбы»!

– По-моему, просто обычный камень, стоило из-за него раздувать такую шумиху в прошлом веке! – говорю.

И тут знаете что? Тут пришла смена караула. С командами и очень смешным подыманием коленок в юбочках (это при их-то бесстрастном выражении лица), церемонным притопыванием башмаками и передёргиванием затворов базук, караульный и его сменщик поменялись местами, и сменщик влез в полосатую будку, а мой Стюарт оказался на свободе, чтоб наконец надавать мне по шее. 

Но поскольку он был истинный шотландец, отважная и благородная душа, храброе сердце, писаный красавец, рыжий и веснушчатый, принадлежащий к высокому клану, верный подданный британской короны, – Якоб Стюарт, так его звали, – то провёл со мной и моими знакомыми американцами такую вдохновенную беседу, что, казалось, он готовился к ней всю свою жизнь. И что шотландская сборная играет в чемпионатах Европы по футболу отдельно от английской, и что шотландский язык – это кельтский язык, а никакой не диалект, и что «Камень судьбы» – волшебный, и на нём короновались все британские короли. И когда шотландские студенты выкрали его из Англии и привезли назад в Шотландию, – все, абсолютно все шотландцы плакали от счастья. И Стюартовы родители плакали, и его дедушки плакали, и шотландский парламент плакал, и трубочисты, и пекари, и волынщики, и пивовары, и гвардейцы, и поэты, и мэр Эдинбурга плакал. Его, этот огромный камень, везли по Королевской миле от Холлируда к Эдинбургскому замку, и столько было народу, и все хотели видеть это. И тогда Стюартов дед позвал всех в первую и самую древнюю в мире камеру обскура, откуда было видно в специальные зеркала, как водворяют «Камень судьбы» на его законное место. И там вокруг зеркал стояло множество людей, и они тоже плакали от счастья. И полоскался на ветру шотландский флаг над старым замком. И тогда Англия позволила шотландцам оставить «Камень судьбы» у себя, видя такое всенародное ликование. Вот какая у Стюарта страна! Шотландия в моём сердце, где бы я ни был, и лучшее в мире – это Шотландия, и самое великое – это Шотландия, и всё самое красивое и вечное – это Шотландия, Шотландия, Шотландия… И всё это я передам по наследству детям. И любовь к моей прекрасной стране бесцветных скал, зелёных долин и рыжего солнца, к стране легенд, древних крепостей, скрипучих деревянных ступеней и загадочных озёр, к стране верескового мёда и таинственных ароматов, к стране бессмертных горцев. И моё трудолюбие, и мои умения. И клетчатый килт, и плэйд, и форран, и блэнгери цветов древнего клана опальных королей я тоже передам моему старшему сыну…

Мне стало стыдно, и я сказала, что пошутила. Что, честное слово, я просто пошутила, что я просто хотела его рассмешить…

И тогда гвардеец пехотного гренадёрского полка Её Величества Королевы Елизаветы Второй Якоб Стюарт облегчённо, закидывая голову назад, придерживая свою блэнгери, весело и торжествующе рассмеялся:

– Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!!!