Фотопортрет

Папа сфотографировал маму и повесил портрет на стене. В рамке. Долго стоял любовался, наконец спросил:

–  Ну как?

–  Хорошо, –  похвалил я.

–  Думаешь? А мне кажется, что-то не так. Пианино мешает, по-моему. Давай-ка его развернем.

Мы уперлись в пианино и сдвинули его к окну.

–  Теперь гораздо лучше, –  сказал папа. Он встал по­среди комнаты и скрестил руки на груди. –  Просторней.

–  Да, –  согласился я. –  Придет мама с работы, сядет на диван...

–  Диван мешает, ты прав! –  сказал папа. –  Давай-ка его развернем.

Мы развернули диван лицом к стене.

–  Совсем другое дело! –  обрадовался папа, садясь на диван. –  Придут гости, рассядутся и будут смотреть на мамин портрет.

–  Вместо телевизора, –  добавил я.

–  Точно! –  согласился папа и поморщился: –  Пианино теперь опять мешает. Давай-ка мы его вообще за диван поставим.

Пианино мы двигали долго. Когда оно уперлось в книжный стеллаж, папа вытер лоб рукавом и произнес:

–  Можно встать на стул, залезть на пианино и доставать книжки с верхней полки. Очень удобно! Пианино-стремянка!

–  А если с нижней полки –  опять отодвигать? –  спросил я.

–  Да, –  согласился папа. –  Много с этим инструментом хлопот. 

Тут в дверь позвонила соседка снизу.

–  Что это у вас тут за шум и грохот? Вот-вот потолок обрушится. Моя Лайма скулит, за щенков своих боится. 

–  И много у нее щенков? –  насторожился я.

–  Четверо. Трех я уже пристроила. Один остался.

–  А мы вот пианино двигаем, –  сказал папа. –  Никак пристроить не можем.

–  Хорошая вещь –  пианино! –  похвалила соседка.

–  Хотите –  забирайте, –  предложил папа. –  У нас все равно никто не играет.

–  А и заберу! –  быстро согласилась она. –  А и заберу!

Соседка ушла и через пять минут вернулась с четырьмя потрепанными мужичками. Они окру­жили пианино, и оно, бренча пыльными струнами, выползло из нашей квартиры навсегда.

Дверь еще оставалась открытой, когда соседка опять вернулась и поставила на пол старую холщовую сумку.

–  Нате вот. На этом играть учиться не надо. Он сам играет.

Дверь захлопнулась, а из сумки выбрался лопоухий щенок бурого цвета и тявкнул.

Я даже обрадоваться еще не успел, как он подбежал к стене и отодрал зубами кусок обоев.

–  Вообще-то, он прав, –  задумчиво произнес папа. –  Эти обои с портретом не сочетаются. Давай-ка их совсем сдерем, а там видно будет.

Мы принялись сдирать со стены обои. Щенок громко радовался и активно нам помогал. Вскоре мамин портрет висел на совершенно голой стене, покрытой шершавой серой штукатуркой.

–  Фон хороший! –  после минутного раздумья сказал папа. –  Как тебе?

–  Угу! –  кивнул я. –  А стена пускай стоит на месте, не будем ее двигать, ладно?

Мы уселись на диван.

Вскоре пришла мама.

–  Ой, колечко! –  воскликнула она, поднимая с пола золотое кольцо. Как раз в том месте, где стояло пианино. –  Нашлось! Ты мне его подарил, когда Вадька родился. Помнишь? А пианино куда дели? А диван почему посреди комнаты?

Она уселась между нами и огляделась.

В лучах вечернего солнца покачивались бесчисленные пылинки. В тех местах под стеной, где стояли пианино и диван, желтели квадраты почти нового паркета. В углу, на грязной куче рваных обоев, безмятежно сопел бурый щенок, еще даже не названный.

Усталый и обеспокоенный мамин взгляд встретился с другим маминым взглядом –  веселым и беспечным. Будто соревнуясь, кто кого одолеет.

–  Как тебе портрет? –  спросил папа.

–  Спасибо, –  медленно произнесла мама и добавила: –  Лето только-только наступило. Что же дальше-то будет?

Мы с папой благоразумно промолчали. Хотя я-то отлично знал, что будет.

У щенка начиналась новая жизнь. У папы –  отпуск. У меня –  каникулы!

Весомые мечты

Усатый сом,
Усатый сом,
Тебя с рыбалки принесем,
Усатого
И сонного – 
Семидесятитонного!
Хотя такой
Огромный сом
Раздавит стол,
Разрушит дом,
А после и в подвале
Разместится едва ли.
Пожалуй, сом,
Усатый сом,
Тебя мы завтра принесем.
Сегодня просто клева нет…
Усатым сомикам – 
Привет!

Не перепутайте!

Сережа с Мишей –  первоклассники,
Спортивных праздников участники,
Они питаются котлетами
И стать пытаются атлетами.

А Света с Машей –  первоклассницы,
Кружков и конкурсов участницы,
Они питаются конфетами
И стать пытаются скелетами.

О чем тяф-тяф?

Тяф-тяф,
Тяф-тяф,
Тяф-тяф, – 
Сейчас
Пролаю вам
Тяфнадцать раз,
Чтобы меня на ручки взяв,
Вы поняли,
О чем тяф-тяф.

Просто

Я не строю и не вью – 
Просто сяду рядом:
Я трудяге-муравью
Помогаю взглядом.

Он уже давным-давно
По траве куда-то
Тащит жуткое бревно
В три своих обхвата.

А рискни ему помочь,
Скажет: «Вот достали!..»
И пойдет, бедняга, прочь
В горе и печали.

Не мешаю. Погляжу.
Просто сяду с краю
И сижу себе, сижу – 
Сопереживаю.

От страуса до соловья

Приходит добрый Санта-Клаус
И исполняет все мечты.
Он говорит: «Готовься, страус!
Теперь летать сумеешь ты».

Взмывает страус в поднебесье,
Летит все выше, все смелей.
Горланит он от счастья песни,
Как очень крупный соловей.

Ему навстречу два павлина
Легко и радостно летят,
За ними сорок три пингвина,
Наседка с выводком цыплят.

Он смотрит вниз: что там за птички
Через овраги и ручьи
Бегут быстрее электрички?
Конечно, это соловьи!

Обед для утки

В обед в карманы хлеб кладу,
Потом скорей бегу к пруду
Кормить утиную семью.
Им щедро хлеб свой отдаю!

Но мне сказала утка: «Кряк!
Уж если ты такой добряк,
Неси обед нормальный нам,
А хлеб свой можешь съесть и сам.

Его нам тащит весь народ.
А где котлеты, борщ, компот?

Ты понял? Так скорее в путь.
Стоп! Про конфеты не забудь».