Проклятье Мухомоевска

Пызин это дело не сразу заметил. А когда заметил – поздно было. Хотя, так и так поздно, но когда заранее знаешь, как-то легче. Впрочем, кому как.

Короче, в Мухомоевск его потянуло. Нестерпимо, по-взрослому. Это когда умом понимаешь, что фигня какая-то, сказать стыдно, а терпеть уже невмоготу.

Пызин, конечно, как осознал – сразу в запой. Но у инженеров, хотя и бывших, запой не настоящий, без фанатизма. Без транспарантов. Да, окружающие видят – мается человек, но чем мается – непонятно.

Жена Пызина попробовала угадать:

– Опять ты, Пызин, дурью маешься. Сколько ж можно?

Она без вопросов не может. Любознательная. То есть так-то она очень догадливая, но не в этот раз. 

А Пызин ее в ответ, не без нутряного злорадства ,прямо в лоб и огорошил:

– В Мухомоевск хочу, Галя, в Мухомоевск.

Женщина, конечно, всякое думала услышать. Хотя нет, «думала» – слово неудачное. Обычно она заранее знала, что Пызин на вопрос ответит. Так только, прикидывалась, что не знает. А тут на тебе – Мухомоевск.

А поселок этот, многие годы борющийся за честь попасть на карту области отдельной точкой, был знаменит только одним – там безвылазно проживала теща Пызина Маргарита Федоровна.

Трудно было удивить Галину, жену Пызина. До сего момента казалось – невозможно. Потому, что хотя муж ее и побывал однажды в Мухомоевске по наивности или, чего уж греха таить, по глупости, конечно… Но чтобы второй раз… Нет, ни разума, ни понятий, ни хваленой женской интуиции ей не хватило. Хватило только на тяжело опуститься на кухонный табурет и тихо заплакать в стол.

Налицо был явный слет Пызина с катушек. Галина, как и все мудрые женщины, конечно, предполагала, что муж ее, бывший инженер Пызин немного «того». Но чтобы так – и неожиданно, и в столь тяжелой форме… Нет, это было решительно невозможно.

– Может, ты шутишь, Пызин? – спросила она с робкой угрозой в голосе.

С робкой – потому что боялась отрицательного ответа, а с угрозой – потому что предполагала положительный. Она даже мысленно прикидывала, как реагировать – с левой или с правой, поскольку все словесные аргументы за двадцать лет супружеской жизни были уже исчерпаны.

– Я уже билет купил, – ответил Пызин, чем добил жену окончательно и бесповоротно.

– А? А? – впервые в жизни у женщины не хватило слов на вопросы. (Хотя какая это жизнь была? Так, прозябанье.)

– А зачем? – наконец черпанула она из себя с самого дна.

– Да вот так вот, – неопределенно отрезал Пызин.

То-то и оно. Зачем ехать в Мухомоевск он не знал, но ехать было надо.

Приехал, короче. Бесцельно побродил по улицам. Хотя да, там всего две более или менее улицы, а остальное так – направления движения. От отчаянья зашел к теще. Целиком зашел, а не как предполагал – оставить подарки от жены у двери, позвонить и убежать. Был принят, обласкан, накормлен и научен жизни. Но так, слегка, без крайностей.

Понемногу отпускало. И к вечеру Пызин уже вполне спокойно купил билет обратно.

И только случайный бомж на вокзале объяснил ему все.

– Ты, мил человек, наверное, что-нибудь в колодец на площади бросил. А это значит, вернешься сюда. Дело верное. Правда, тебя как-то очень шибко зацепило. Много бросил, видать.

И тут Пызин вспомнил, что когда он в прошлый и единственный раз посетил Мухомоевск, то случайно уронил в колодец на площади золотые часы…

– Не, мужик, были б и вправду золотые – ты б на постоянку сюда угодил. А ежели за день отпустило, значит, не золотые были, – пояснил бомж ситуацию.

И у Пызина окончательно отлегло. И от сердца и вообще отовсюду.

Мамина школа

Била мене мама
Березовим колом,
Щоб сиділа прямо,
Як прийшла до столу.

Била мене мамця
Металевим тросом,
Щоб не пхала пальці
У гостях до носа.

Била мене мати
Заржавілим цвяхом,
Щоб не сміла спати,
Як заграють Баха.

Била мене ненька
По спині ухватом,
Щоб казала «сенкью»,
А не крила матом.

І тепер, в натурі,
Я десь на обіді
Перша по культурі
Серед інвалідів.