Из цикла «О Григории Федоровиче»

Григорий Федорович очень расстраивался, что не умеет играть на виолончели. Он и на других инструментах не умел играть. Но на виолончели особенно. 

Григорий Федорович любил заходить в дорогие магазины. Больше всего ему там нравился вопрос длинноногой красавицы, которая интересовалась, может ли она ему быть чем-то полезной. Григорий Федорович начинал тут же прикидывать, какую пользу можно из нее извлечь. И находил массу разнообразнейших вариантов. Но вслух о них никогда не говорил.

Если говорить о музыкальных пристрастиях Григория Федоровича, то он особенно выделял рэп. Как услышит звуки этой пришедшей к нам издалека музыки, так его ноги сразу же в пляс пускаются.

– Хоть и не наша музыка, – отдышавшись, делился своими ощущениями Григорий Федорович, – а прямо как родная! Есть в ней какая-то широта и обезбашенность. Лучше нее только русский шансон.

– А как же классика? – напоминал Григорию Федоровичу какой-нибудь зануда.

– А что классика?! – парировал Григорий Федорович. – Вы вот попробуйте под вашу

классику поплясать от души. Или стаканчик под нее пропустить. А?! – Григорий Федорович хитро прищуривался.

Зануде и возразить было нечего. Оставалось только попросить Григория Федоровича сделать музыку потише.

– Вот люблю я Репина, Илью Ефимовича, – признался как-то Григорий Федорович, разглядывая картины Дали. – Особенно картины его люблю. Есть в них что-то такое… Хороший художник был. То Мусоргского нарисует, то бурлаков на Волге, то еще что-нибудь положительное. Один раз только сорвался, и нарисовал, как Иван Грозный убивает своего сынка. Но у него тогда настроение плохое было. А так, обычно, никогда ничего плохого не рисовал. Сколько бы ни просили. Потому что не любил плохое рисовать. Настоящий художник был, – заключал Григорий Федорович. – Большой умница.

И Григорий Федорович еще пристальней стал всматриваться в картину Дали.

– Сильно подозреваю, что наша киноиндустрия одним раскрашиванием старых черно-белых фильмов не ограничится, – развивал тему новых форматов Григорий Федорович. – Уверен, что в скором времени их ждет повальный перевод в формат 3D. И «Титаник» – это только начало. Скоро юный кинозритель сможет посмотреть в новом формате многие старые фильмы. Объем и ощущение реальности помогут ему глубже проникнуть в атмосферу времен застоя: он сможет побывать на заседании парткома, производственном

совещании или товарищеском суде над прогульщиком.

После такого кино тинейджер, возможно, испытает незнакомое ему до этого чувство глубокого удовлетворения, словно сам побывал на общественном мероприятии 70-х годов.

Не сомневаюсь, что после таких просмотров, – подвел итог Григорий Федорович, – молодежь начнет лучше понимать старшее поколение. И сочувствовать ему.

Григорий Федорович как-то сходил в театр.

– Очень жизненный спектакль, – оценил увиденное Григорий Федорович. – Актеры матом ругаются, прямо как у нас во дворе. Даже еще лучше. Ощущение такое, что поздно вечером побывал в подворотне. Морду, слава Богу, не набили, но от лишних денег, потраченных на билет, все же избавили.

– Шекспир вроде бы хорошим драматургом считается, – похвалил классика Григорий Федорович. – И в пьесах его много чего всякого разного происходит – и убийства, и измены, и отравления, и предательства, и суицид… А все равно у современных авторов всего этого добра намного больше. Далеко все-таки старику до современных нравов!

Григорий Федорович частенько любил порассуждать об искусстве.

– Чехов вот Антон Павлович утверждал, что если ружье висит на стене, то в третьем акте оно обязательно должно выстрелить, – ссылался на авторитетного драматурга Григорий Федорович. – Прав был классик. Только в пьесах современных драматургов оно выстреливает уже в первом акте. И неважно – висело оно до этого на видном месте или появилось в последний момент черт знает откуда.

Зашел как-то Григорий Федорович в библиотеку. И тут же вышел.

– Как-то неуютно одному в пустом зале, – объяснил он. – Пойду схожу лучше в кино. Там хоть народ есть.