…Нет, пожалуй, лучше все-таки шифроваться. Хоть у нас и свобода слова, но все же лучше бы мне не дразнить гусей. Я пойду испытанным путем: буду вместо собственных имен и фамилий ставить только первую букву. И тогда никто ни о чем не догадается! Ни ты, любопытный читатель. Ни прототипы героев этого рассказа. Не догадается даже проницательный Х., главный редактор юмористического журнала «Ф.», издающегося в городе-герое О. Город О. имеет статус «жемчужины у моря Ч.» и расположен в южном регионе страны У. Того самого демократического государства У., чья Конституция торжественно гарантирует любому его гражданину свободу слова… Но о свободе слова я, кажется, только что уже писал, и не надо бы мне повторяться.

В описываемые времена (лет 15 назад) в городе-герое К. (столице государства У.) ежедневно выходила очень смелая и ни от кого независимая газета. Назовем ее, пожалуй, «К-ские вести». После долгих лет жестокого контроля ужасных коммуняк над СМИ само возникновение крупной газеты, издающейся на деньги частных инвесторов, было несомненной приметой расцвета подлинной демократии в государстве У. Газета храбро воевала с президентом страны К., главой президентской администрации Т., министром внутренних дел (тоже К.) и еще Бог весть с кем. После прочтения очередного номера у читателя руки дрожали, как после занятий экстремальными видами спорта. Ясное дело, в киосках и на раскладках газета раскупалась, как брикеты мороженого в июльский зной.

Единожды в неделю «Вести» позволяли себе расслабиться – в субботу последняя полоса была отдана под юмор. Трудился над полосой клуб авторов, возглавляемый моим близким другом и по совместительству дальним родственником на полставки. Жизнь его мне очень дорога, и для того, чтобы никто и никогда не вычислил его настоящую фамилию, назову его очень хитро: А. В. Вот теперь попробуйте взломать этот шифр!

На юмористической стезе среди доброго десятка авторов клуба в ту пору подвизался и я. Через некоторое время всем в клубе стало ясно, что в самой смелой и отчаянно независимой газете все же существуют зоны, запретные для критики. Нельзя было трогать таких-то олигархов, таких-то политиков, таких-то артистов… Они критику воспринимали как наглый враждебный наезд, забивали стрелки, устраивали крутые разборки, грозя всеми карами нахальным журналюгам. Однажды газета позволила себе покритиковать вульгарный репертуар и имидж юной певицы, бывшей замужем за пожилым народным артистом Т. Уж не знаю, к кому обратился жутко рассерженный Т., но через сутки вся редколлегия стояла навытяжку перед калиткой его дачи, чтобы лично принести свои извинения.

Словом, внешняя цензура поменяла характер, из идеологической стала экономической с каким-то полукриминальным, что ли, оттенком. Сотрудники газеты, от опытного главреда до юной операторши компьютерного набора, отчаянно боялись потерять работу, зарплату. Каждый, хочешь не хочешь, вынужден был голову ломать над индивидуальной стратегией выживания. Соответственно, никуда не делась и цензура внутренняя, глубоко въевшаяся в кровь журналистов, и при лабораторных исследованиях особо дотошные врачи даже обнаруживали ее следы в составе гемоглобина.

Сначала хозяином нашей газеты был владелец баскетбольной команды М. Б., а потом ее перекупили футбольные магнаты братья С. Поэтому «Вести» обязаны были воспевать высоким былинным слогом подвиги их баскетбольных и футбольных клубов, а уж мы на юмористической нашей полосе не могли шутить насчет футбола и баскетбола даже самым невинным образом. Ни-ни! Чтобы строгие хозяева, не дай Бог, не подумали, что в их же газете за их же деньги на них же и наезжают.

Возможную реакцию руководства просчитать было абсолютно невозможно. Как-то М. Б. улетал в Южную Америку, на чемпионат мира по баскетболу. Его команда не участвовала, но вот без личного участия самого М. Б. чемпионат, наверно, оказался бы нелегитимным. Главный редактор газеты «Вести» Г. К. входил в избранный круг людей, которым по должности полагалось провожать шефа в аэропорту. Скучая в ожидании регистрации, М.Б. взял у него свежий номер газеты. И сразу наткнулся на заголовок юмористического рассказа: «До свиданья, мой ласковый Миша!». М. Б. побагровел: «Это вы, блин, мне на дорогу такой заголовочек опубликовали?!». Г. К. мгновенно впал в анабиоз и временно лишился дара речи. Но тут, по счастью, объявили посадку, и М. Б., лично подхватив чемодан, помчался к стойке. И только тогда Г. К. ощутил, что вновь может дышать, говорить и даже улыбаться…

Что же до футбола, то как-то (а братья С. тогда еще и близко не были нашими хозяевами) я написал четверостишие, называвшееся «Воспитание взрослой дочери»:

Ты дома не была три дня –
И кто ж ты после этого?!
Ну? Что ты смотришь на меня,
Как Суркис на Ахметова?!

Мой близкий друг и дальний родственник А. В., выслушав этот опус, жизнерадостно рассмеялся, но все-таки не дал мне выбросить листик с четверостишием и заставил тут же сжечь его в пламени зажигалки.

Было интересно, что в соответствии с реальным течением жизни бывшие враги становились друзьями и наоборот. Следовательно, зоны критики постоянно открывались-закрывались, громко хлопая дверцами на ветру, и уследить за этим динамичным процессом было непросто. Конечно, главный редактор Г. К. порой и успевал дать отмашку: «Этого – уже можно!» или: «Про эту – ни в коем случае!». Но бывало, что и не успевал.

Иногда выручала такая волшебная штука, как эвфемизм. Эвфемизм, извините за выражение, – это сказать то же самое, но другими словами. Приведу симпатичный мне пример. К северу от государства У. находится еще более демократическое государство Б. Жители Б. уже лет двадцать как выбирают президентом когда-то понравившегося им некоего Л. Президент Л. очень любит спорт, особенно хоккей, и сам регулярно гоняет шайбу на ледовых площадках. Как-то раз олимпийская сборная страны Б. привезла с очередных зимних игр очень мало медалей. Л. разгневался, снял с должности своим указом президента Национального Олимпийского Комитета и сам себя туда назначил, став таким нехитрым образом дважды президентом. Некоторая часть граждан государства Б. терпеть не могла Л. и периодически поливала его бранными словами на всяких оппозиционных митингах. Л. издал еще один важный указ – ввел уголовную ответственность за оскорбление чести и достоинства президента государства Б. Так вот что эти самые оппозиционеры придумали: они стали кричать на своих митингах в мегафон: «Президент Национального Олимпийского Комитета – урод и ничтожество! Президент Национального Олимпийского Комитета способен развалить любое дело, за которое взялся!» Вот такие уж, извините, хитрозадые люди.

Возвратимся, читатель, из страны Б. в нашу страну У., а точнее, в ее столицу – город К. Пятнадцать лет тому назад в городе К. служил в должности мэра строительный магнат О. Он прославился в истории города К. неистовым строительным бумом, фантастически быстрой распродажей земельных участков со скоростью 100 гектаров в минуту, а также ожесточенной борьбой с древесным паразитом, чье название «омела» имело некоторое сходство с подлинной фамилией самого О. Еще О. славился очень плохой уборкой снега с улиц и дворов города К. Правда, он совершенно не мог предвидеть, что его преемники на посту мэра города К. пойдут дальше него и перестанут убирать снег вообще. Люди скользили по гололеду, падали, ломали руки-ноги, а кому везло – просто ушибались. Лично я, вставая и отряхиваясь, утешал себя опять же сочинением подлых стишков:

По гололеду мы идем, как пилигримы,
Над равновесием утрачивая власть…
Я не боялся так упасть в глазах любимой,
Как я сейчас боюсь на улице упасть!

Или вот такой:

Вновь – гололед. Досадуй не досадуй,
Но коммунхозам в мире нет судьи…
Упав, я вопрошаю: «Александр!
Омельченко!* Где ж дворники твои?!»

Надо сказать, что газета «Вести» периодически кусала мэра О. за разные места – и он, конечно, платил ей той же монетой. Насылал на редакционное здание пожарных, санэпидстанцию, налоговую… а когда газета совсем уж борзела – отключал в редакции свет, или воду, или газ. То есть боролся за свободу слова всеми доступными его должности методами.

И вот здесь, читатель, мы приблизились вплотную к кульминации моего рассказа. Зимой 199… года в городе К. свирепствовали лютые морозы, а гололед был просто ужасающим. Но это были проблемы простых жителей города К., а жителей непростых волновали вещи гораздо более важные и нужные – опять же предстоящие в далекой стране Я. зимние Олимпийские игры. По всем прогнозам выходило, что наши олимпийцы завоюют, страшно сказать, даже еще меньше медалей, чем северный сосед – страна Б. Нужно было укреплять зимние спортивные игры – в частности, хоккей. Президенту страны У. хоккей был до лампады, он из спортивных игр увлекался лишь игрой на гитаре и преферансом. В руководители отечественного хоккея решили определить мэра О. Толпа функционеров и игроков, громко стуча клюшками, пошла в мэрию бить челом – звать О. на царство. Мэр О. размяк и согласился. Вечером в пятницу федерация хоккея государства У. избрала своим президентом мэра О. единогласно. Совершенно неважно было, что О. понятия не имел о всяких мудреных хоккейных терминах типа «офсайд», «хет-трик» или «прессинг». А «айсинг» он не отличал от айсберга, про который знал (из песни певицы А. П.), что он холодный и что он в океане. По правде говоря, О. не знал и многих гораздо более простых слов, что совершенно ему не мешало многие годы быть мэром города К., столицы государства У.

На следующий день, в субботу, газета «Вести» сообщила о результатах исторического пленума федерации хоккея. Лично я в этот день, как ни берегся, упал на улице два раза, и очень удачно – один раз на бок, другой на задницу. Но все равно настроение ухудшилось, щедро разлилась сатирическая желчь, и я сочинил злобный клеветнический текст следующего содержания:

В тот же субботний вечер я сунул листик с этим поганым наклепом своему близкому другу и дальнему родственнику А. В. По совпадению это произошло после юмористического концерта, на котором главным фигурантом А. В. и был. Он мгновенно прочел текст, ухмыльнулся и сказал:

– Ничего, пойдет. Зашлю в редакцию, чтобы уже в понедельничном номере красовалось на первой полосе. А иначе актуальность пропадет!

Я на такое и рассчитывал и максимально тепло поблагодарил А. В.

Что ж, пацан сказал – пацан сделал. В воскресенье А. В. отправил мою шуточку по электронной почте дежурному выпускающему редактору газеты «Вести». Утром в понедельник она появилась, как и было обещано, на первой полосе. Актуальность не пропала. Но зато на несколько дней у нескольких людей пропали душевное спокойствие, сон и аппетит.

Ну откуда, откуда я мог знать, что мой друг А. В. газету «Вести» (где он, между прочим, был заведующим отделом сатиры и юмора) сам читает редко – и в результате не знает, кто у нас только что стал президентом федерации хоккея?! Не знал этого и дежурный выпускающий редактор. Я любимую газету выписывал в почтовый ящик и субботний номер читал в субботу же утром. Штатные сотрудники «Вестей» газету брали в редакции на халяву, а значит, субботний номер читали в понедельник. Такова была роковая цепочка обстоятельств, чуть было не приведшая к драматическим последствиям.

Надо сказать, что тень сомнения все-таки закралась в умную голову супруги А. В. (по невероятному совпадению, ее инициалы тоже были – А. В.). Зачем-то мой друг показал жене мой текст, и она недоуменно спросила:

– А что это значит – «улицы и площади вверенного мне города»?

– Да не обращай ты внимания! – легкомысленно махнул рукой А. В. – Автор дурку какую-то написал! Ты же знаешь, с ним это часто бывает. (Прим. авт. – тут он был прав).

Когда главный редактор «Вестей» Г. К. вечером в понедельник увидел утреннюю первую полосу своей газеты, ему резко поплохело. Он, конечно, был беззаветно смелый человек, но все же его довольно часто выручало то обстоятельство, что маленькая дверь в туалет находилась прямо в стене его кабинета, и он после некоторых телефонных звонков успевал туда добежать. Наезжать на мэра О. в тот момент нельзя было ни в коем случае! Мы нарушили серьезное временное соглашение о прекращении огня! Деньги владельцев газеты и деньги самого О. оказались вложенными в одну и ту же сеть подземных магазинов под главным майданом города К. Как говорится, только бизнес, ничего личного. Кто ж знал-то?!

А. В. рвал и метал, объяснял мне мои ошибки, используя при этом большей частью лексику глубоко нецензурную. Мы-то были стрелочники, и до нашего уровня возможные репрессалии вряд ли спустились бы, но благородный А.В. мучился мыслью, что мы жутко подставили несчастного Г. К…

Неделю мы ждали гневного звонка из мэрии, тайфуна, цунами, закрытия газеты. И потом еще месяц А. В. со мной разговаривал исключительно через губу. И конечно, этот месяц он меня не публиковал, сволочь такая, а еще родственник. Так что я довольно неожиданно для себя вошел в круг опальных писателей и даже размышлял: а не получить ли мне по этому поводу Н. премию, как мои собратья по перу Б. П., А. С. и И. Б.? Из мэрии так и не позвонили, никто там не читал первую полосу этого номера газеты «Вести» (а может, прочли, усмехнулись, но мэру не стукнули? этого мы уже никогда не узнаем). Хоккеисты съездили в страну Я. на зимнюю Олимпиаду и вернулись оттуда на фанерном щите.

Сейчас они играют уже в третьем эшелоне мирового хоккея со странами третьего же мира. Давно закрылась газета «Вести». Ее главный редактор Г. К. переехал на ПМЖ в большую европейскую страну Г. Клуб юмористов оказался никому и на фиг не нужен. Мэр О. давно уже никто, и звать его никак. Но самое главное, что мой близкий друг А. В. меня простил. Простила меня и жена А. В., этого гораздо труднее было добиться. Еще через несколько лет она даже, страшно сказать, забыла про этот случай, хотя вообще-то не забывала ничего и никогда!

Прошли годы, и свобода слова расцвела еще более пышно. Как араукария в оранжерее нашего ботанического сада. И хотя даже понимая, что вряд ли этим рассказиком кому-то сегодня опасен, я все-таки шифруюсь, причем, как вы обратили внимание, максимально хитро и заковыристо. И очень, очень благодарен главному редактору юмористического журнала «Ф.» за то, что он согласился на мое непременное условие – под этим рассказом должны стоять только мои инициалы. Авось поживем еще.

Е. Ч.

* Да, вы правы, в стихах я нарушил правило шифровки и указал фамилии полностью. Но это не смелость, нет! Просто, если, как говорят, из песни слова не выкинешь, то из стихов – тем более...