…Я крепко сжал его ладонь и, заглядывая в глаза, проникновенно спросил:

– Как ваша фамилия? Я благодарственное письмо хочу послать…

И он ответил:

– Игорь Гладышев.

Много лет, вспоминая случившееся, я не понимаю только одного: зачем, ну зачем он сказал мне свою фамилию?

Эта история произошла двадцать лет тому назад, когда я трубил три обязательных года распределения в маленьком райцентре Новозыбков на западе Брянской области. Хотелось, конечно же, периодически навещать родной Киев, и для этого я себе отработал транзитный маршрут через Белоруссию. От моего городка автобус всего час добирался до белорусского Гомеля, и еще минут двадцать оставалось до экспресса «Гомель – Киев» – за это время в буфете автовокзала можно было слопать пирожок с бульбой, запить его грушевым напитком и запастись свежей газетой. Автобус на Киев стартовал в 8.20 утра, и уже в час дня взору путешественника, почти не успевшего устать в дороге, открывались сверкающее золото лаврских куполов и унылый алюминий Родины-матери.

В то февральское утро морозец подгонял меня по пути к новозыбковской автостанции, билет на автобус «Гомель – Киев» уже лежал в кармане, а воображение рисовало предстоящую свадьбу моей одноклассницы – в шесть часов вечера, в шикарном ресторане «Золотые Ворота» на Львовской площади. Даже на регистрацию во Дворец бракосочетаний вполне можно было успеть. Подбадриваемый звуками свадебной эпиталамы, я прибавил шагу. Посадку на автобус до Гомеля еще даже не объявляли. В 6.50 я удивленно посмотрел на часы – ровно в 7 утра он должен был отправляться.

В толпе ожидающих рейса уже начиналось брожение. Мы решительно двинулись в диспетчерскую, как санкюлоты во дворец Тюильри. Увидев делегатов от возмущенных народных масс, диспетчерша охнула: «Пашка! Ирод проклятый!» и стала остервенело накручивать телефонный диск. Минуты три мы слушали переговоры на высшем уровне: «Да разбуди ты его как-нибудь!», «Ну мужик, ну ирод…» Трубка полетела на рычаг, и выяснилось, что проклятый ирод Пашка мертвецки пьян, жена добудиться его не в состоянии, а автобус, вместо того, чтобы везти нас в Гомель, стоит перед Пашкиным домом, как крейсер «Аврора» – на вечном приколе. Не успел я осознать, что не судьба мне сегодня кричать «Горько!» и съесть котлетку по-киевски, как диспетчерша вновь бросилась к телефону и совершенно иным, интимно-хриплым голосом заворковала в трубку: «Игоречек, солнышко мое родненькое, ну я тебя последний разик прошу…» Короче, в 7.25 уже не Пашка, а Игорек на своем автобусе лихо подкатил к платформе. Я снова взглянул на часы – успеть в Гомель до отправления автобуса на Киев было нереально. Оказалось, что кроме меня в столицу республики спешат и бабуля с четырьмя корзинами, и супружеская пара с младенцем в розовом конверте. В кабине я свистящим шепотом изложил в ухо шоферу нашу невеселую ситуацию. Ответ был лаконичным: «Понял. Постараюсь».

Мотор взревел, автобус рванул – и понеслась душа в Гомель. Никогда – ни до, ни после этой поездки – я не испытывал такого упоительного ощущения скорости. Ну, может быть, только Михаэлю Шумахеру такое знакомо, хотя трудно представить, какой гонорар он бы запросил, если бы диспетчерша уболтала его на своем болиде перед зимним рассветом рассекать снежную пелену сурового брянского леса. В душе моей опять запели свадебные трубы. «Пою тебя, о Гименей!..» перемешивалось с ликующим «Мы успеем!»

И мы таки успели. Когда наш «ПАЗик» влетел на гомельский автовокзал, красный «Икарус» на Киев еще только прогревал мотор. Я – в который уже раз – скосил глаза на часы. Выходило, что наш доблестный шофер преодолел часовой путь до Гомеля за каких-то 40 минут. И черт меня понес в кабину спрашивать его фамилию для благодарственного письма. И он – черт знает зачем – назвал…

В «Икарусе» все участники рекордного заезда спокойно задремали – и бабуля с корзинами на коленях, и малышка в конверте, и ее родные, и я. Где-то далеко храпел Пашка, ирод проклятый. Ему еще не скоро предстояло проснуться.

На следующий день после свадебной гулянки я сел сочинять послание в автобусный парк. Изложил обстоятельства, исполнил страстный панегирик чуткому шоферу Игорю Гладышеву, вошедшему в положение пассажиров, и в заключение просил администрацию поощрить его, родимого, всеми доступными способами.

По инструкции на письмо положено было отвечать в течение месяца; я получил ответ через неделю. Вначале директор сердечно благодарил меня за добрые слова в адрес работников автопарка, которые всегда стараются с честью выполнять свою нелегкую, но такую нужную людям работу. Мое письмо удостоилось быть зачитанным на общем собрании коллектива. Объявили благодарность диспетчеру Артамоновой, которая в сложной ситуации, когда внезапно заболел шофер (тут я просто застонал от удовольствия: «внезапно заболел» – как это тонко!), не растерялась и оперативно организовала рейс другого автобуса.

Далее директор писал: «Водитель Гладышев, как вы справедливо указали, превышал разрешенную скорость, чем грубо нарушал Правила пассажирских перевозок, создавал аварийную ситуацию и подвергал угрозе безопасность пассажиров. За это он заслуживает самого сурового взыскания. Однако, учитывая, что ранее Гладышев характеризовался по работе только положительно, является членом бюро ВЛКСМ, активно участвует в художественной самодеятельности, администрация решила ограничиться вынесением ему строгого выговора и лишением премии за февраль». В заключение меня просили и далее сигнализировать обо всех замеченных мною недостатках в работе пассажирского транспорта.

Двадцать лет я хочу извиниться перед шофером Игорем Гладышевым. Могу себе представить, как часто он в те дни вспоминал мою мать, совершенно не будучи с нею знаком. Но и у меня есть вопросы. Ну хорошо, я идиот – и с этим уже ничего не поделать. Но он-то зачем назвал мне свою фамилию, ведь мог предположить, чем эта благодарность может закончиться?

Мой перепуг был так силен, 

что никогда более писем в какие-либо государственные учреждения я не писал. 

С тех пор утекло много воды и бензина. Иногда я представляю себе автобусное путешествие по маршруту Новозыбков – Гомель – Киев в наши дни. Во-первых, его стоимость. Во-вторых, встречи с милыми, благородными людьми – таможенниками и пограничниками. Российскими, украинскими, белорусскими… «Батькиными орлами» – даже в двойном наборе: при въезде в Белоруссию и при выезде из нее же. И все, решительно все хотят кушать! А у меня та же зарплата, что и двадцать лет назад.

Нет уж, спасибо. Пусть лучше меня – хотя бы в воспоминаниях – везет в раздолбанном «ПАЗике» адский водитель Игорь Гладышев. Или хотя бы проклятый ирод Пашка. Может, он уже проснулся…