Цензуры нет, а мы все те же
То, о чем вы сейчас читаете, по советским канонам абсолютно нецензурно – ведь в первую очередь советская цензура оберегала тайну собственного существования. Рассказ или повесть с героем-цензором, описанным в самых благонамеренных тонах, имел бы шансы пробиться в печать не большие, чем полный список ракетных баз с точными координатами и фамилиями офицерского состава. Впрочем, так было не всегда – скажем, совсем иной цензурой осчастливил нашу планету еще Древний Рим. Были в его административных органах чиновники, определяющие налоговый ценз. Так они и назывались – цензоры. И вот на них и наложили обязанность проверять сенаторское сословие – не совершил ли кто чего-либо порочащего, и дали право из сенаторов исключать. Тут-то все и началось... А когда такое начинается, кончается оно с превеликим трудом. Цензура была официально ликвидирована во Франции в 1830 году, а в Англии – даже в 1794 году. Но воистину "что нужно Лондону, то рано для Москвы" – в России цензура только появилась в начале XVIII века и дожила до 1990 года. Лет 30 назад Солженицын называл цензуру чудовищем, которое на наших плечах хочет впрыгнуть в XXI век. Так что же, можно успокаивать дух Александра Исаича? Не знаю, не знаю...
Когда все знали, что цензура есть, знали и имена ее тружеников. Тютчев, Гончаров, Лажечников. Призвание – писатель, место работы – цензор. В те времена такое бывало... Тютчев так и писал о своей службе: "...Дура, неугомонная цензура кой-как питает нашу плоть, благослови ее, Господь!" Говорят, цензором он был весьма либеральным. При Николае I цензура, правда, что хотела, то и творила, но при его сыне снова начались либеральные времена и Тютчев с Гончаровым совершенно не стыдились места своей службы. А в советские времена цензоры во всех смыслах были бойцами невидимого фронта. Занимался ли этим благородным делом кто-то из наших писателей – история умалчивает. Судя по их опусам, некоторые вполне могли.
Практически с уверенностью можно сказать, что за весь период русской истории политическому давлению русских властей, цензуре и наказаниям за нарушение цензурных требований не подвергался редактор только одной-единственной русской газеты – "Ведомости о военных и иных делах, достойных знания и памяти, случившихся в Московском государстве и во иных окрестных странах". Ее редактором был сам Петр I. Вы скажете: "Ну естественно – царь же, как-никак"... А вот и зря! В 40-х годах прошлого века петербургский цензор Гедеонов запретил две пьесы из-за пошлости, плохого русского языка и частого употребления ругательств. А кто был автор этих пьес? Оказывается, Екатерина II. В номере 27 журнала "Колокол" Герцен публиковал приглашение к сотрудничеству, направленное к, так сказать, товарищу Герцена по несчастью – человеку, чью речь в Москве цензура запретила к печати в газетах. К императору Александру II – его речь не была пропущена его же цензурой. Интересно – у Сталина цензура все пропускала? С Лениным вот всякое бывало – и не только при царе. В конце 60-х Театр на Таганке так и не смог поставить спектакль "Что делать?" по Чернышевскому – выкинули слишком много текста, в том числе и ленинские цитаты. То-то...
Запрещали книги. Запрещали темы. Запрещали даже слова. В конце восемнадцатого века по распоряжению Павла I в назидание цензорам был выпущен словарь "вредных слов", недопустимых в печати. Вместо "врач" приказывалось говорить и писать "лекарь"; вместо "государство" -– "отечество", вместо "гражданин"– "обыватель". Но, пожалуй, больше всего досталось слову "общество". Ему даже замены не предложили – нет такого слова, и все тут. Кстати, не догадаетесь ли вы, какие именно книги, изданные за границей, павловская цензура считала вредными и в Россию не пропускала? Подумали? Правильно – все до единой. Насколько эти меры упрочили власть Павла и защитили его от убийц – судите сами...
Вот у кого с цензурой были непростые отношения, так это у Пушкина. При таком личном цензоре, как Николай I, конечно же, немудрено. Недаром среди пушкинских стихов есть сразу два "Послания к цензору". Кстати, самой цензуры он в них не отрицает, даже употребив при этом знаменитую фразу "Что нужно Лондону, то рано для Москвы". Только, мол, работайте помягче, и все будет хорошо. А наибольшие сложности у него возникали с цензурой духовной. В известном фразеологическом словаре Михельсона, вышедшем в конце прошлого века, приводится крылатая фраза "Не гонялся бы ты, Кузьма, за дешевизной" из "Сказки о купце Кузьме Остолопе". Как вы думаете, что это? Да очень просто – так именовалась искаженная цензурой сказка Пушкина о попе и Балде. Про "Гаврилиаду" я вообще молчу. Могли сгноить в монастырской тюрьме за милую душу, да обошлось как-то. Кстати, Александр Сергеич довольно точно ответил на вопрос, чьи сочинения первыми издадут в России, когда отменят цензуру. Баркова, конечно. Разве он был так уж неправ? Да что говорить – даже в оде "Памятник", выбитой на пьедестале памятника Пушкину на Тверском бульваре в Москве, долгое время седьмая строка звучала не как в оригинале "Что в наш жестокий век восславил я свободу", а в варианте, прошедшем цензурную правку самого Василия Андреевича Жуковского: "Что прелестью живой стихов я был полезен".
В чем только не подозревали бедных литераторов! Цензоры долго не пропускали пьесу Островского "Гроза", предполагая, что в образе Кабанихи выведено вполне реальное лицо. Как вы думаете, какое? Император Николай I. Причем уверены были все (в первую очередь – цензор Нордстрем) кроме бедного Островского, которому и в голову ничего подобного не приходило. Позже это стало называть "аллюзиями" и толковать весьма расширительно – например, в 30-е годы дикой крамолой считались евангельские строки "пожать урожай сторицей", ибо реальные урожаи в советских колхозах были существенно ниже. Апофеозом этого подхода был случай с одним из текстов одесской команды КВН 60-х годов (вот уж кто может рассказать о цензуре много интересного!). Выслушав совершенно невинную шутку о самой длинной в мире скамейке запасных киевского "Динамо", редактор сказал: "Вообще я это пропущу – место безвредное. Но при одном условии. Вы скажете, что же вы действительно имеете в виду. Скажете – пропущу, нет – не взыщите". И не пропустил, ибо КВНщики так растерялись, что даже не сумели соврать, что имели, мол, в виду очереди за мясом или что-нибудь такое, крамольное, но не очень. Тут начнешь жалеть о цензурном уставе Александра I, в котором официально предписывалось, если произведение допускает несколько толкований – судить о нем по самому благоприятному из них. Недолго он продержался, тот устав...
А выполняла ли цензура свою задачу? Да как сказать... Самое крамольное сочинение екатерининского царствования "Путешествие из Петербурга в Москву" Радищева было напечатано совершенно законным образом, с разрешения цензуры. Кстати, и цензор не понес никакого наказания – повинился, что пропустил "по глупости", не читая. Так что какой смысл было Радищеву брать цензурное разрешение – совершенно непонятно. И так виноват, и так... А знаете, о какой книге русский цензор сказал: "Ее немногие прочтут в России, а еще более немногие поймут" и разрешил печатать? О "Капитале" Маркса. Насчет того, что немногие поймут, он был, очевидно, совершенно прав, а вот насчет остального настолько не угадал, что совершенно непонятно, зачем же цензура нужна вообще...
А знаете ли вы, что целый ряд литературных произведений принял свой окончательный облик только под влиянием ее, родимой? Знаете ли вы, например, что капитан Немо у Жюля Верна поначалу был не индийцем, а поляком? Но цензура бы не пропустила при тогдашней политической ситуации положительного героя, сжигающего русские корабли. А вражда с Англией тогда была традиционной... Да только ли литература? Самая популярная опера Вебера "Фрейшютц", т.е. "Вольный стрелок", у нас традиционно называется "Волшебный стрелок". Почему? Ясное дело: цензура запретила слово "вольный". А с Владимиром Маяковским -– трагедией и человеком, получилось еще забавнее. Подал человек трагедию в цензуру, разрешение, кстати, получил, все чин чинарем, а какое название на афише печатать? В рукописи проставить забыл, а после цензуры НИЧЕГО МЕНЯТЬ НЕЛЬЗЯ! Выход, однако, нашелся: "Видите два слова в самом начале рукописи? Так это название трагедии и есть, а вовсе никакое не имя автора – "Владимир Маяковский". Интересно, как бы она называлась, если бы не цензура? Не знаем и не узнаем...
Из-за цензуры началось, кстати, и немало толковых дел – даже передача "Что? Где? Когда?" Владимир Ворошилов вел в свое время передачу "Аукцион". Что-то в этой передаче не понравилось властям, и ее запретили, да еще и с формулировкой "Чтоб мы этого ведущего на экране не видели!". Потому и пришлось "Что? Где? Когда?" так и вести – из-за кулис. Так, благодаря цензуре, и родился гениальный образ невидимого ведущего за кадром. "Спасибо партии за это..." То есть, цензура вредна не всегда. Салтыков-Щедрин, например, писал: "Иногда, впрочем, она и небезвыгодна, потому что... писатель отыскивает такие черты и краски, в которых, при прямом изложении предмета, не было бы надобности, но которые все-таки не без пользы врезываются в память читателя". Конец цитаты. Да и великий режиссер Луис Бунюэль как-то говаривал, что он противник цензуры и желал бы ее отмены, но не может отрицать, что если бы не цензура, он не отыскал бы и в "Андалузском псе", и особенно в "Виридиане" таких художественных решений, которые дали ему возможность сказать все, что ему хотелось, да еще и так, что никто не придерется.
А про такую штуку, как цензура нравов, даже не знаю, имеет ли смысл говорить, поскольку часто она не снаружи, а внутри. В 1890 году, в разгар популярности "Алисы в стране чудес", Льюис Кэрролл издал несколько измененный вариант этой сказки, рассчитанный... на детей. Он считал, что оригинал "Алисы" детям читать неприлично. А его соотечественник Томас Баудлер издал 10-томник Шекспира, в котором убрал то, что показалось ему непристойным, пополнив английский язык глаголом "баудлезировать".. Да что там Англия! Господи, полувека еще не прошло с тех пор, когда Юрий Олеша говорил, что не может ничего в мире быть смешнее слова "жопа", напечатанного типографским шрифтом. Если с ним согласиться, значительная часть современной литературы – сплошная юмористика. Зато теперь какой прогресс! Чуть больше столетия назад назад актриса Ада Айзек Менкен впервые в истории современного театра повторила подвиг "короля" из "Гекльберри Финна" и вышла на сцену голой, а насколько мы сейчас догнали и перегнали Америку хотя бы в этом – просто душа радуется! Посмотрим, что из этого выйдет, и расскажем вам... Если разрешат.
Как не разрешат? Сейчас ведь в нашей стране цензуры нет, как и во всем цивилизованном мире, и это прекрасно. А как при этом бороться с тем, что о тебе где угодно могут опубликовать любую чудовищную ложь? Во Франции после отмены цензуры в 1830 году граф Шатовильяр по предложению аристократического Жокей-клуба для этого создал то, что в наш гуманный век совершенно вышло из употребления – дуэльный кодекс. Постепенно его вытеснили суровые законы о карах за диффамацию. А что делать нам, у которых нет ни того, ни другого?
Как-то у наших российских соседей вылетела из телепередачи шуточная новость о том, что генерала Коржакова собирались назначить замсекретаря Совета безопасности, но не назначили, потому что он не гражданин Израиля. Цензуры нет, а фразу не пропустили, заявив, что не смешно. Почему привожу российский пример, а не рассуждаю, скажем, как напечатать в родной Одессе статью об истории введения в ее школах в фашистскую оккупацию румынского языка, на котором никто в Одессе не говорит? Смотри выше. Цензуры нет, а мы все те же. Но упомянутый мной факт, не попав в телепередачу, стал всем известен из газеты. Так что хорошо, когда цензуры нет. Даже когда при этом она есть.