Моя первая работа

На пособие по бедности, которое вновь прибывшим на первое время подарила Америка, прожить было не реально. Я продолжала рассылать свои резюме «опытного программиста» и противозаконно подрабатывала в прачечной за наличные. Теоретически полагалось жить только на пособие. Но практически жить на четыреста долларов в месяц, платя триста семьдесят пять за квартиру, было невозможно.

В прачечной мне платили наличными пять долларов в час. Заказчик приносил и оставлял нам мешок с грязным бельем. Хозяин прачечной, бывший одессит, оформлял заказ, стирал и сушил белье в огромных машинах. А я складывала все постиранное в стопочки и укладывала в мешки. Дневная норма считалась по весу сложенного белья. А если учесть, что один из заказчиков, страдающий хроническим насморком рабай, которого в прачечной прозвали “Платочки”, приносил раз в неделю огромный, ничего не весящий мешок носовых платков, каждый из которых надо было после стирки погладить и аккуратно сложить, то выполнить весовую норму было совсем не просто. 

Молодые американские мамаши тоже приводили меня в изумление, когда сдавали в нашу занюханную прачечную целый ворох одежды для новорожденных. Складывая миллион застиранных распашоночек, я вспоминала, как в свое время стирала, кипятила и с двух сторон гладила рубашечки и ползуночки для своей маленькой дочки и даже в страшном сне не могла представить, что одежду для новорождённого можно отдать в общую прачечную?

Горячее после сушилки, плохо простиранное белье дико воняло. Каждый день, перед закрытием прачечной, хозяин разливал самую дешевую жидкость для стирки в огромные яркие бутылки из-под дорогого мыла, а потом разбавлял эту дешевку обычной водой. Зато утром, на следующий день, посетители прачечной своими глазами видели, как хозяин щедро заливает в машину из ярких бутылок якобы отличное и дорогое моющее средство. 

Каким получалось после подобной стирки белье – знали только я, которая его складывала, и заказчик, который потом дома стелил свою постель. Однако никто никогда не жаловался, поэтому хозяин любил повторять, что все американцы – идиоты.

Особенно тяжело было сводить концы с концами в сентябре, богатом еврейскими праздниками. Благоверные евреи сидели в шалашах или синагоге, работа считалась смертельным грехом, и уж подавно никто не собирался стирать или сдавать белье в прачечную. Нет работы – нет зарплаты. А за квартиру платить все равно надо.

 До отъезда в Америку, в Ленинграде, я уже давно пользовалась услугами фирмы “Невские Зори”, былу нас тогда такой сервис, присылавший на дом поломоек и уборщиц. А теперь я в свободные от прачечной дни нанималась убирать и мыть чужие квартиры. Иногда соскребывая жирные пласты грязи с чужой ванны, я поливала ее не только отбеливателем,но и слезами. Жаловаться было некому. Во-первых, уезжала я по собственному желанию, а, во-вторых, кому жаловаться? Все так жили.

Когда у хозяина прачечной было плохое настроение, он подходил к столу, на котором я складывала застиранные серые простыни, смотрел как я работаю, тяжко вздыхал и злобно ворчал:

– Вот взял я тебя на свою голову, обучил всему, теперь плачу $5 в час! И что? Я по твоему лицу вижу, что ты в программисты уйдешь, и вся моя учеба насмарку! А взял бы вместо тебя какую-нибудь бабушку и платил бы ей в час на доллар меньше, чем тебе. Oна бы меня не бросила, так бы и складывала платочки до гробовой доски!

– Hе берут меня никуда, успокойтесь, – огрызалась я.

– Сегодня не берут, завтра возьмут, я по лицу твоему вижу. А ты давай, не отвлекайся, работай! Все доброта моя, всех мне жалко. Тебя вот тоже пожалел, обучил всему, деньги тебе плачу, давай-давай, шевели руками, и нечего тут реветь! Все вы, программисты, такие. Вам на людей наплевать. Вам лишь бы программировать. А белье кто стирать будет? Опять дядя Миша?! Да если бы не я, вся Америка ходила бы в грязном!

…После тысячи разосланных резюме и я, наконец, нашла свою первую работу, перестала получать пособие и, как предрекал мой хозяин, ушла из прачечной программировать. 

А дядя Миша без меня не пропал. Он выстроил себе огромный роскошный дом, купил еще одну прачечную для своего сына, химчистку для дочки, маникюрный салон для жены, и теперь, когда встречает меня на Брайтоне, обнимает, как родную, и обязательно спрашивает: “А помнишь, как я помог тебе стать программисткой?!»

Банановый вкус

Когда мы приехали в Америку, все стремились срочно заработать. Особенно дети. Потому что им хотелось столько всего из не первой необходимости, что другого выхода не было. Моя пятнадцатилетняя дочка устроилась работать продавщицей в ближайшую аптеку, где хозяином был религиозный еврей. Моя мама-врач-дочкина-бабушка очень обрадовалась. Еврей! Религиозный! Аптека! Уж там девочку никто дурному не научит!

Через какое-то время моя мама-дочкина-бабушка решила поинтересоваться как моя дочка-ее внучка работает. 

И наша дочка-внучка с воодушевлением рассказала. 

Работает она очень хорошо. Хозяин – религиозный, поэтому девочку, нашу дочку-внучку, он попросил продавать презервативы и другие противозачаточные средства, поскольку ему по религии это ни продавать, ни использовать не положено, а люди приходят и вопросы задают. Поэтому наша дочка-внучка должна была внимательно прочитать все, что написано в аннотации, и отвечать на вопросы как этим всем пользоваться. 

– И ты отвечаешь? – с ужасом воскликнула моя мама-дочкина-бабушка. 

– Конечно! – с гордостью ответила наша дочка-внучка. – Вот недавно один хмырь пришёл и давай орать почему наши презервативы дороже, чем в аптеке через дорогу, хотя они с виду абсолютно одинаковые. И коробочку мне в нос тыкал.  А я ему объяснила, что наши с привкусом банана, а через дорогу обычные, безвкусные. 

– Господи! – пролепетала моя мама-дочкина-бабушка в полуобморочный состоянии. – А при чем тут банановый вкус? 

И тут мы с моей дочкой-бабушкиной-внучкой, молча, густо покраснели.

Старушки

Сидят на лавочке у океана две старушки. Одна из них возмущается:

– Ой, бедная, бедная эта английская королева! Мало ей с сыном неприятностей, так ещё и внук такое отмочил! А ведь она все для них, все для них! Дворец им какой-то отдала, лишь бы жили! И как этой Меган не стыдно условия ставить или я или семья! Ей что было трудно шляпку надеть или плечи прикрыть? Бессовестная и неблагодарная! 

Вторая старушка все это молча выслушала, скорбно покачивая головой в знак согласия, тяжело вздохнула и сказала:

– Такая же свинья, как и моя невестка!