– Шаман! – негромко позвал вождь.

Ответа не последовало. Вождь осторожно взялся за краешек шкуры, закрывавшей вход в пещеру, и потянул. 

– Шама-ан! – повторил он. – Шаман, ты тут?

В пещере завозилось, зашуршало, зачавкало губами, потом из дымной полутьмы донеслось недовольное:

– А где еще мне быть? 

– Я тут это…

– Заходи внутрь, – перебил его голос шамана. – Тепло не выпускай. Небось, не май месяц на дворе. 

Вождь боком протиснулся в пещеру, заморгал, пытаясь привыкнуть к слабому свету костра, разведенного под глиняным горшком. Шаман сидел на грязной шкуре, расстеленной в дальнем углу пещеры, позевывая и протирая кулаками глаза. 

– Я разбудил тебя, шаман? – ужаснулся вождь. – Прости меня, пожалуйста…

– Я не спал.

– Просто сейчас середина дня, я думал…

– Сказал же – я не спал! – рявкнул шаман и широко зевнул. – Я размышлял. Чего тебе нужно?

Вождь замялся.

– Я тут подумал… – и замолчал, смущенно ковыряя пол пещеры большим пальцем ноги.

– Ну молодец, – похвалил его шаман. – Делай так почаще, это хорошее хобби.

– Чего? – переспросил вождь. Он быстро заморгал, мохнатые брови сошлись у него над переносицей, что было верным признаком усиленной работы мысли.

– Неважно, – отмахнулся шаман. – Все равно не поймешь. Это все?

– Не, – сказал вождь, запуская палец в нос. – Я это, чего подумал: вот мой отец был вождь племени, так?

Шаман пожал плечами.

– Ну, более или менее.

– И мой дед был вождь племени, верно?

– Тебе виднее, я вас всех не запоминаю. 

– Вот именно, шаман. А ведь и до них были вожди! И никто их уже не помнит. Я спрашивал племя – моего отца еще смутно помнят, особенно женщины. А деда даже старухи не вспомнили, память у них уже не та. Ну а тех, что до деда были, и вовсе никто не знает. А ведь, должно быть, мудрые были вожди, сильные, славные! А?

– Очень мудрые, – подтвердил шаман. 

– Так вот, – продолжал вождь. – Я и подумал: а если меня мамонт на охоте затопчет или я с дерева упаду?

Шаман снова передернул плечами.

– Было бы неплохо, – буркнул он себе под нос. 

Вождь быстро замотал головой, грязные волосы разметались вокруг его головы.

– Я не о том, – сказал он. – Что, если и меня племя забудет? Вот помру я, пройдет время, и никто не вспомнит?

Шаман кивнул.

– Ага, – сказал он.

– Что «ага»?! – взвился вождь. – Я тут вождь или хвост коровий?

Шаман внимательно осмотрел вождя, пожевал губами.

– Вождь, – неохотно признал он.

Вождь кивнул.

– Ну так вот, – сказал он. – Хочу, чтобы меня помнили. Хочу, чтобы внуки моих внуков говорили: «Вот был вождь Угу, самый лучший вождь племени».

Шаман вздохнул.

– А от меня-то что требуется? – спросил он.

Вождь смущенно почесался под набедренной повязкой.

– Ну… – неуверенно сказал он. – Ты это… Наколдуй чего-нибудь. Ты же все можешь.

Шаман потеребил бороденку.

– Это трудно…

– Пять бизоньих шкур, – поспешно сказал вождь.

– Хм-м-м…

– И нога антилопы.

Шаман кивнул и произнес:

– Ну и большой горшок для варки мяса, разумеется. Пусть твоя жена принесет его завтра. Проследи, чтобы она не забыла наполнить его вареным мясом.

– Конечно, – кивнул вождь. – Значит, сделаешь?

Шаман важно кивнул.

– Конечно. Но это еще не все. Нужно, чтобы ты выполнил кое-какие ритуалы…

– А без этого нельзя? – забеспокоился вождь. – Может, ты как-нибудь сам? Постучишь в бубен, поколдуешь, а?..

– Я-то постучу, – сурово ответил шаман. – Кого люди должны запомнить, тебя или меня?

– Меня, – уныло признал вождь.

– Ну так слушай сюда, – сказал шаман, загибая на руке палец. – Во-первых, нужно открытое голосование.

– Чего?

– Голосование. Обряд такой. К примеру, ушли олени на юг. Выходишь к племени, говоришь: голосуем! Кто хочет перекочевать на юг, за стадами оленей, поднимите руку. Потом считаешь руки. 

– Э-э…

– Ну хорошо, я сам посчитаю. И тебе скажу. Если поднятых рук много, говоришь: большинство проголосовало «за», значит, кочуем.

– Так ведь это… Если стада уйдут на юг, нам и так придется следом идти. Зачем это… как его… голое сование?..

– Сказал же: обряд такой! – рассердился шаман. – А люди потом скажут: мудрый вождь, с народом посоветовался. Никто и не поймет, что выбора не было. Да и вообще, сделать можно по-своему, главное – чтобы голосование было.

– А-а-а… – почесал в затылке вождь. – Понял.

– Ничего ты не понял, – сказал шаман. – Просто делай, как я скажу. 

Он загнул второй палец.

– Слушай дальше. Всем старикам, кто не может охотиться, назначишь пенсии.

– Чего?

– Пенсии, говорю, – повторил шаман. – Тьфу… Кормить стариков мясом надо. Всех, даже тех, кто уже ходить не может.

– А чего их кормить? – удивился вождь. – Берешь камень побольше, хрясь – и не надо никого кормить…

– Это пенсия, осел, – оборвал его шаман. – Колдовство такое. 

Вождь открыл было рот, чтобы возразить, но шаман уже продолжал:

– И в-третьих… 

– Сколько же у тебя этих пальцев? – обеспокоенно сказал вождь.

– Это самое важное, – сказал шаман. – Ты сейчас от всей добычи берешь себе половину, так? 

– Ага, – кивнул вождь. – Я же вождь!

– Вот, – сказал шаман. – А с сегодняшнего дня бери поровну со всеми. 

– Это еще зачем? – не поверил ушам вождь.

– За деревом! – огрызнулся шаман. – Чтобы люди думали, что ты щедрый и справедливый.

Вождь нахмурился, слова шамана показались ему зловещими, хотя смысл от него ускользал.

– Через какую-нибудь пару лет, – продолжал шаман, – люди будут тебя обожать. Хорошего вождя люди сами захотят помнить. Возьмут каменный топор, высекут на скале твой портрет, подпишут: «Угу, самый лучший вождь племени». Я потом придумаю письменность, может, на той неделе, чтобы можно было подписать… И уж тогда тебя никто не забудет. 

– Никогда? – недоверчиво спросил вождь.

– Никогда, – пообещал шаман.

Вождь задумчиво пожевал губами.

– Ждать уж очень долго, – сказал он.

– Ну, а ты как хотел?

– Побыстрее бы…

Шаман вздохнул.

– Иди. Сегодня назначаешь пенсии, завтра – устроишь голосование. Про добычу не забудь: со всеми поровну.

Вождь печально вздохнул и вышел. Когда шкура за ним опустилась, шаман почесался и улегся обратно на шкуры. Через несколько минут тишину пещеры нарушал только мирный раскатистый храп.

На следующий вечер вождь вернулся. 

– Вот и ты, шаман, – сказал он, завидев шамана, сидящего на корточках рядом с пещерой. Перед шаманом стояла плошка с ягодами, которые шаман неторопливо отправлял в рот.

– Вот и я, – хмуро отозвался шаман. – А вот ты. Мы оба тут, нет только моего горшка с вареным мясом.

Вождь отмахнулся от него.

– Шаман, я все сам придумал. Я сделал по-другому.

– Да ну? – приподнял бровь шаман.

– Ага, – радостно кивнул вождь. – Пойдем, покажу!

Шаман не двинулся с места.

– Идем, идем! – потянул его за рукав шкуры вождь.

Шаман неохотно поднялся и последовал за вождем. Тот обогнул холм, спустился по лощине и наконец остановился перед плоским обломком скалы, лежавшим у тропинки.

– Вот! – гордо сказал вождь. – Вот, видишь? И не надо никаких этих... сований или как их там.

Шаман взглянул на камень. На гладкой поверхности виднелись глубокие царапины. Приглядевшись, шаман понял, что они изображают человека с дубинкой в руке.

– Примитивное искусство, – сказал шаман. – Это, стало быть, ты сам?

– Ага! – с гордостью произнес вождь. – Отличный рисунок, ты с первого взгляда понял, что это я. По этой тропинке все племя каждый день ходит, все будут видеть меня и никогда не забудут. Будут говорить: «Вот, это Угу, он самый лучший вождь племени, потому что он на камне нарисован!» Здорово я придумал?

Шаман помолчал. Потом пожал плечами.

– Ну, – сказал он, – что-то в этом есть.

– Я мудрый, – сказал вождь. – Ты тоже мудрый, шаман, но я мудрее. 

Шаман вздохнул.

– Горшок с мясом чтоб был в моей пещере завтра, – сказал он. – И про бизоньи шкуры не забудь. Это моя идея, так что ты мне должен.

Потом он отвернулся и неторопливо побрел по тропинке обратно. Дойдя до поворота, он обернулся к вождю, все еще любовавшемуся своим портретом, и добавил:

– И вот что еще… Я, конечно, не спорю, можно и так. Помнить-то они будут, вот только…

– Что? – недовольно спросил вождь.

– Да нет, ничего, – ответил шаман. Секунду помедлив, он снова повернул голову к вождю и добавил: – Если захочешь узнать, почему люди над тобой смеются, – заходи, растолкую.

И ушел.