Пушистый узник
Не так давно из мест лишения свободы в наш небольшой провинциальный городок вернулся некто Мирон Петрович Кошуля, более известный окружающим под прозвищем Хиромант. По этому случаю в городе был слышен колокольный звон и состоялся молебен. За колючую проволоку Кошуля, поговаривали, угодил по причине судейской ошибки и был освобожден условно-досрочно за примерное поведение и добросовестную работу в подсобном хозяйстве. На зоне, как говорят в народе, Мирон Петрович занимался выращиванием кроликов, и за три года достиг прямо-таки поразительных результатов на этом поприще: поголовье длинноухих зверьков с легкой руки Кошули с дюжины возросло чуть ли не до сотни особей, о чем подробно проинформировала издававшаяся в исправительно-трудовом учреждении газета «Наотмашь». Доселе у низкого прироста поголовья кроликов имелось лишь два официальных объяснения: падеж в результате неустановленного заболевания и несанкционированный убой животных с целью их последующего поедания. Неизвестно, какие лекарства давал кроликам Кошуля, чем их кормил и где подстерегал злоумышленников, но за день до освобождения начальник исправительного учреждения, добавивший в весе за три года отсидки Кошули более тридцати килограммов, надо полагать, не в последнюю очередь за счет кроличьего мяса, сказал:
– Весьма сожалею, что столь подготовленный специалист, как вы, не отбывает у нас пожизненное заключение. Тогда, думаю, продовольственная безопасность колонии, да и страны в целом, была бы обеспечена.
Мирон простил представителю пенитенциарной системы его черный юмор, впрочем, как и судье районного суда его ошибку.
Домой Кошуля вернулся с двумя вещевыми мешками. Из первого он достал и положил на кухонный стол на глазах жены, дочери, зятя и внука пять деревянных рамок, в которые собирался оправить образа святых (в исправительном учреждении Мирон стал весьма набожным человеком), выкованную из арматурной проволоки розу, свирель с выжженной стрелкой и словами «Дуть сюда» и еще массу всевозможных безделушек, которыми обмениваются заключенные и не принять которые считается величайшим оскорблением.
Из второго мешка Мирон извлек за уши большого черного кролика и выкрикнул:
– Знакомьтесь, мой верный спутник и борец за чистоту расы! Крольчатник превыше всего! Зайцы – враги нации! Смерть инородцам!
Жена, дочь, зять и внук обескураженно посмотрели на Мирона. Тот смущенно опустил глаза – похоже, перипетии политического противостояния внутри страны коснулись не только исправительно-трудового учреждения, но даже его подсобного кроличьего хозяйства и каждого крольчатника в отдельности. Кролика посадили в пустой ящик из-под телевизора, дочь Кошули наклонилась к животному, чтобы погладить его, но зверек сердито увернулся и сделал попытку цапнуть девушку за палец. Слышно было только, как щелкнули его зубы.
– Вы тут поосторожнее с ним, – строго предупредил Мирон домашних, – в местах, откуда мы с ним прибыли, нежности и ласки не в почете.
Ящик с кроликом вынесли на веранду.
– Ну и как вас угораздило там стать лучшим специалистом по разведению кроликов, если вы всю жизнь проработали лесником?– спросил зять, протягивая тестю сигарету.
– Ничего удивительного, – затягиваясь дымом, сказал Мирон. – Ты иногородний и многого не знаешь о здешних нравах. А разведение кроликов в нашем городке, между прочим, во все времена было вторым по массовости после лесоповала излюбленным занятием горожан. И уходит эта традиция своими корнями в эпоху воеводы Жолудевского, основателя здешней крепости, вокруг которой впоследствии разросся город. Говорят, воевода, пораженный способностью кроликов размножаться в самых неблагоприятных условиях, в том числе во время осад крепости под непрерывным артиллерийским огнем неприятеля, издал особое распоряжение, которым предписывалось каждому семейству иметь у себя на подворье как минимум четырех кроликов. Ослушавшихся ожидали штрафные санкции вплоть до выселения за пределы крепости, где эти несознательные граждане моги стать легкой добычей неприятеля, а то и быть растерзанными дикими зверями, которых, если верить летописцам, в ту пору в здешних лесах водилось великое множество. Как гуси, спасшие когда-то своими криками Рим, зачуяв под стенами Вечного города неприятеля, так и кролики не дали погибнуть от голода многочисленным защитникам здешней крепости во время осад. И вообще, в эпоху воеводы Жолудевского зародилось множество обычаев, обрядов, поверий, связанных с кроликами. Например, так называемое «засылание кролика», суть которого заключалась в том, что мужчина передавал через знакомых понравившейся ему девушке или женщине кролика, и если та присылала в ответ другого, желательно противоположного пола, это обозначало, что она готова ответить взаимностью. А если воздыхатель получал всего лишь шкурку зверька или, того хуже, его обглоданный скелетик, ничего хорошего влюбленному это не предвещало. Воевода Жолудевский и сам неоднократно прибегал к «засыланию кролика», а если учесть его любвеобилие, нетрудно предположить, что кролики были разосланы всем пригожим девицам и женщинам, проживавшим в крепости. Но поскольку многие из них к тому времени были замужем или на выданье, а то и на сносях, воевода довольно часто получал в виде ответа на свои любовные послания шкурки кроликов, что было равносильно отказу. Шкурки складывали в специальном помещении, и вскоре их там скопилось столько, что портные воеводы стали шить из них для своего патрона одежду. Не зря на многих дошедших до нас гравюрах, офортах и живописных полотнах воевода изображен в островерхих шапках-ушанках из кроличьего меха, а также длинных кафтанах, рукавицах, унтах и даже в трусах во время купания из него же. Впрочем, бывали и такие обитательницы крепости, которые, несмотря на статус замужней женщины, получив от воеводы любовное послание в виде кролика, приносили ему ответ в виде одного, а то и двух своих пушистых друзей собственноручно, чем вызывали большое недовольство законной супруги Жолудевского.
– А вы неплохо знаете историю своего края, – похвалил Мирона зять.
– Помню, когда я рассказал историю о кроликах и воеводе другим заключенным, меня тоже похвалили. А на следующий день содержание моего рассказа стало известно лагерному начальству. Меня вызвал замначальника по хозчасти и предложил заняться разведением кроликов в их подсобном хозяйстве. И я решил попробовать. «Смотрите, не ударьте лицом в грязь! – напутствовал меня майор, – иначе бессмертный дух основателя вашего родного городка и главного покровителя кроликов не простит вам неудачи и будет преследовать вас повсюду».
На следующий день Мирон и зять сколотили клетку с железными прутьями и посадили в нее выросшего в заключении кроля. Клетку прицепили к стене сарая в глубине двора. Слух о черном борце за чистоту расы быстро распространился по городку, и на подворье к Мирону Кошуле потянулся народ. Кто-то нес зверьку морковь, кто-то яблоки, кто-то молодых крольчих для осеменения. И если от овощей и фруктов кролик воротил нос, то за привычное для себя дело спаривания, несмотря на свой немолодой для кролика возраст, он брался с энтузиазмом.
– Настоящий воевода Жолудевский! – с восторгом отзывались о кролике горожане.
Они с такой охотой торопились вновь и вновь поглазеть на длинноухого зверька – недавнего узника исправительно-трудового учреждения, что незамеченным остался даже приезд в городок передвижного зверинца – события для здешних мест неординарного. Страусы, панды, львы, медведи, питоны, гиены и волки представления не имели, сколь грозный конкурент в виде черного пушного зверька появился у них.
Не мог не удостоить кролика своим посещением и редактор местной газеты «Возрождение» Тарас Смакула. Именно его просунутый сквозь железные прутья палец до крови прокусил кролик, вызвав гнев и негодование редактора. Теперь его перст указующий, едва было не лишившийся фаланги, забинтован и находится под пристальным вниманием заведующего хирургическим отделением Бухарского. А сам господин редактор на время лишился возможности указывать этим перстом генеральное направление, по которому должен следовать редакционный коллектив.
А менее чем через месяц после освобождения ранним утром Мирон Кошуля обнаружил своего длинноухого любимца мертвым в клетке. Сразу стали высказывать самые различные предположения, почему это произошло. Одни говорили, что кролик заразился от крольчих неизвестной болезнью, другие, что во всем повинны генетически модифицированные продукты питания, третьи утверждали, что это сглаз. Нашлись и такие, кто причиной смерти кролика посчитал кровь из прокушенного пальца главного редактора районной газеты – человека желчного, въедливого и язвительного. И только Мирон Кошуля долго хранил молчание и не делал никаких заявлений. Лишь когда верный спутник Мирона за колючей проволокой был зарыт в саду под вишней, Кошуля вздохнул и сказал с глубоким сожалением:
– Да что вы смыслите в кроликах! Просто он не привык жить на свободе...