Моя благотворительность
Я думаю, наша страна – чемпион мира по количеству всяких благотворительных фондов на душу населения. Много у нас людей, которых булкой не корми – дай благо сотворить! И такое впечатление, что все эти фонды знают мой телефон и передают его друг другу.
Меня приглашали выступить и перед пациентами городского психиатрического диспансера, и перед пенсионерами-озеленителями Шевченковского района, и даже перед активистами республиканского общества глухонемых. Кстати, за все время сорвался только один благотворительный концерт, и то благодаря тому, что председателя фонда именно в этот день посадили.
Секрет моей на первый взгляд популярности прост: я никогда не отказываюсь от выступлений и не требую материального вознаграждения, если сами не предлагают. Поэтому особенно меня любят еврейские благотворительные организации, любящие экономить. Я даже с Кобзоном выступал на открытии знаменитой синагоги Бродского в Киеве. Причем я – благотворительно, а Кобзон – не совсем. А однажды на Пасху меня пригласили евреи – ветераны советского спорта. В первом ряду рядом с единственным в Украине евреем-водолазом сидела девяностолетняя чемпионка СССР по шашкам, которая в конце подарила мне пачку мацы и шашки без доски – тоже, между прочим, гонорар. Вот я от выступлений и не отказываюсь, потому что есть примета: откажешься хоть раз выступить на халяву – не будет приглашений выступить за достойную плату.
И тут в сентябре звонит мне знакомый режиссер Юрий и говорит:
– Саня, ты не против выступить перед евреями на Новый год?
Тут некоторые удивятся, но большинство в курсе, как евреи умеют устраиваться. У всех людей один Новый год, а у этих – целых два. Причем первый – в сентябре!
– А мероприятие благотворительное? – задаю придуманный для подобных случаев вопрос.
– Вовсе нет! Они деньги платят!
А я как раз себе новые концертные штаны купил. Вот, думаю, отобью покупку, и пришел в них, куда сказали – ресторан в центре города, в семь часов вечера. У входа меня приветствовал раввин с певучим именем Йонатан – лично, но недолго. Гости сходились, и он старался уделить внимание всем прибывающим. Часам к восьми кворум собрался, щедро накрытые столы манили угощениями, но все началось, как положено, с молитвы.
Не знаю, кто писал текст этой молитвы, но мне, как человеку пишущему, показалось, что налицо явная затяжка. Еще целый час раввин молился и кланялся, все кланялись вместе с ним, а на столах продукты тихо обветривались и тоскливо остывали. Перед выступлением я не ем никогда, но голодные муки окружающих ощущались в воздухе буквально физически. Наконец все сели, но не успели налить, выпить и закусить, как режиссер и по совместительству ведущий Юрий дал слово мне:
– А сейчас перед вами выступит наш известный юморист, автор монологов Хазанова, Винокура, Новиковой и многих других, Александр Володарский!
Сказать, что я вышел не вовремя, значит, ничего не сказать. Даже роды не бывают такими преждевременными, как мой выход на сцену. Но это не все. На сцене не оказалось микрофона. Новый год – это как бы шаббат шаббатов, и ребе сказал, что микрофон устанавливать в такой день не положено. Где в Торе он вычитал про микрофон, я и представить не могу! Но и это не все. Ребе сказал, что лишний свет сегодня тоже включать не надо. В итоге, при тусклом свете фонарей аварийного освещения, на сцену в моем лице поднялась практически невидимая из зала тень отца Гамлета и без микрофона начала вещать на огромный ресторан, в котором в два яруса сидели дорвавшиеся до еды гости и чавкали, не обращая на выступающего никакого внимания.
В отличие от раввина с молитвой, у меня был оговоренный заранее регламент – пятнадцать минут. Но уже через три минуты я почувствовал себя, словно партизан, двинувший из окопа на дивизию противника, спиной и без оружия.
Спасение пришло неожиданно и от того же Юрия. Он зашептал:
– Саша, дай слово детям! Их хотят поздравить дети! После детей тебе будет легче.
«Легче»?! Тут мне вспомнилась пожилая жительница Подола, которая когда-то лежала в больнице рядом с моей мамой и, задыхаясь, просила мужа:
– Миша, нет воздух, сделай мне воздух!
Старый Миша начинал махать над ней газетой и спрашивал:
– Ну, Фира, тебе легче, уже есть воздух?
И Фира отвечала:
– Ой, Миша! Чтоб так воздух был, как воздух нет!
Тем временем дети высыпали на сцену, начали громко разыгрывать какое-то действо, а я отсел, чтобы прийти в себя.
– Юрик, может, мне больше не выступать? – с робкой надеждой спросил я.
– Что ты?! Обязательно выступать, раввину очень понравилось! Кстати, твой гонорар у него.
Таким образом, пути к отступлению были отрезаны. Я собрал всю свою энергию и вышел на сцену:
– Господа, пять минут внимания! В конце концов, то, что вы не успеете съесть за эти пять минут, вы доедите потом, а то, что вы не услышите, вы не услышите уже никогда!
В общем, я схватил их мощной хваткой, как атлант балкон, и пять минут они слушали все. Это была победа, но какой ценой! В финале я эффектно подарил свою книгу красивой девушке, которая слушала меня внимательнее остальных, и под бурно стихающие аплодисменты без сил удалился.
– Молодец! – сказал подошедший ко мне Юрик. – Ребе доволен. Он хочет с тобой поговорить. Только маленькая неувязочка – деньги ты получишь не сегодня!
– Что?! – я не успел возмутиться, как, улыбаясь, подошел ко мне раввин Йонатан с миловидной женой и тремя детками-ангелочками.
– Ай-яй-яй, – прошелестел он, – я совсем забыл отложить ваш гонорар. А считать деньги сегодня – уже нельзя. Давайте завтра – вам все привезут, куда вы скажете!
– Что вы, пустяки! Даже не думайте об этом, – с удивлением услышал я голос, который показался мне не моим, – какие могут быть деньги за такое удовольствие?..
– Большое спасибо, – облегченно сказал ребе и удалился со всем своим выводком.
Этой же осенью, воскресным вечером шестого ноября, прямо в разгар футбола, дома раздался телефонный звонок.
– Я могу переговорить с товарищем Володарским?!
Я вздрогнул при слове «товарищ» и осторожно произнес:
– Уже!
– Что «уже»?
– Вы уже говорите с этим товарищем!
– Меня зовут Иосиф Матвеевич. Я председатель еврейской ветеранской организации.
«Мама дорогая», – подумал я, а произнес:
– Очень приятно!
– Мы бы хотели, – медленно продолжил мой собеседник, – чтобы вы выступили у нас седьмого ноября. Стол мы накроем.
– То есть завтра? – хотел уточнить я, понимая, что мне предлагают выступить «за харчи».
– Ну да! Придете в три часа к нам – и расскажете нашим ветеранам что-нибудь о войне.
– О войне? Ветеранам?! Подождите, кто кому будет рассказывать?! И потом, я же, типа, юморист.
– Ну и что? Что у вас, ничего нет о войне?
– У меня? Я даже в армии не служил. Военные лагеря, и все!
– Да-а, – мой собеседник на мгновение задумался, а киевскому «Динамо» в этот момент забили гол.
– Извините, Иосиф Матвеевич! – нервно сказал я. – У меня сейчас гости, двадцать два человека.
– О, так вы не такой уж и бедный писатель, если можете принять такую ораву! – оживился он.
– Они зашли ненадолго, часа на полтора. Поэтому – давайте, когда они уйдут, я хорошо подумаю, что у меня есть про войну, а вы еще лучше подумаете, нужен ли я вам. Короче, завтра утром звоните, и мы договоримся.
Пока он больше не звонил, но я в этом новом еврейском году готов ко всему, даже если меня попросят выступить с воспоминаниями об Октябрьской революции...