(Из истории корпоративных вечеринок)

Кому из людей пишущих, к тому же имеющих малейшее отношение к юмору, не приходилось писать что-нибудь для корпоративных вечеринок? Между прочим, новогодний утренник в детском саду – тоже корпоративная вечеринка, и у нее есть сценарий, утвержденный заведующей. Были корпоративные вечеринки и при советской власти. Они назывались съезды, пленумы, и там все было расписано до мелочей, и на гонорары авторам тоже не скупились.

А сегодня… У вас знаменательное событие: юбилей фирмы, юбилей генерального директора, в конце концов, просто пьянка под приличным названием – «корпоративная вечеринка»? Тогда вы идете к нам – и мы вам напишем! Ну не вы же сами?! Мы – профи, мы умеем писать: поэмы, сценарии, эссе… Правда того, кому это нужно, надо искать долго-долго. А тут вы лично обратились – так что же мы, сценарий капустника с веселым упоминанием сотрудников не сдюжим?! Аванс – на бочку! 

Эх, корпоративная вечеринка! Кто тебя выдумал? Знать, у бойкого народа ты могла только родиться, коли кормится вокруг тебя столько артистов да авторов, да режиссеров всяких со своими чадами и домочадцами! А давно ли кормится? Уж не знаю, фальшивка это или нет, только в мои руки попали воспоминания советника департамента государственного казначейства Российской империи, которые помогли восстановить события того времени…

– Проходите, господа, очень рад! Кто бы мог подумать, гордость державы – Александр Сергеевич Пушкин и Николай Васильевич Гоголь в нашем скромном ведомстве. Весьма польщен! Афанасий Галактионович Крузендорф, глава комитета по празднованию юбилея! 

Солнце русской поэзии и величайший писатель-сатирик современности пожали хозяину кабинета руки и молча сели в кресла.

– Кофий, господа, или, может, анисовой, для настроения, так сказать!

– Пожалуйте к делу, сударь! – нетерпеливо сказал один из классиков, который с утра был не в духе, – не за кофием же мы тряслись к вам в эдакую слякоть с Набережной Мойки.

– А я думал, вы осень, господин Пушкин, любите?

– Не путайте поэта с его лирическим героем! 

– Пардон!.. – смутился заказчик. – Как вы догадались, господа, на носу у нас юбилей казначейства и по этому поводу большая корпоративная вечеринка, или попросту бал в Таврическом. Ожидаем самого государя-императора. Обещал почтить-с. А с вас, милостивые государи, как обычно, сценарий и ведение вечера.

– Но мы с Николай Васильичем вечера не ведем, за нас Щепкин отдувается, – снова вставил великий поэт. 

– Так Михайла Семеныч нам вас и присоветовал. Мы кого только ни пробовали. Вот господин Жуковский давеча – не потянул-с. Попробовал, да скучно, знаете ли. А аванс взял… А нам всего-то – стишки руководству, да чтоб с искринкой, для смеху. И конферанс для ведущего. Эх, где новые Барковы? Вот кто писал – ухохочешься! Говорят, дамы, извините, под стул писались. Вот мы и подумали – кто нынче-то напишет? Ну кто? Правильно, Пушкин! А вы что же молчите, Николай Васильевич? Вы же шутник, батенька, первостатейный! Анекдотец изрядный какой расскажете. Мы на вас уповаем, всей душой. У нас же компания видная – мы абы кого не приглашаем! 

– А я не молчу, – мрачно прервал затянувшуюся тираду Гоголь. – Сколько?

– Десять тыщ ассигнациями! 

– Господин Крузендорф, да вы понимаете! – Пушкин вскочил, оттолкнув Гоголя, его смуглое лицо просветлело от гнева, а кудрявые волосы, показалось, на мгновение распрямились, – служенье муз не терпит суеты, а вы – оторвали таких людей! Пойдемте, Николай Васильевич! Какое низкое коварство!

– А вы птица, Афанасий Галактионович! Редкая птица! – едко бросил Гоголь.

– Постойте, господа! Так это же только аванс. А потом еще по двадцать – каждому-с! Ей-ей!.. Но, чур: стишки и игры с публикой должны быть оригинальными и без этой, как ее, пошлости!

– А как вам такая игра? – тень улыбки набежала на грустные глаза автора бессмертного «Ревизора». – Дамы и кавалеры садятся в круг и крутят по очереди бутылочку. На кого горлышко укажет, с тем крутящий и целуется!

– С тем и целуется! Ах, какая прелесть! Вот придумал так придумал! Просто – и на века! Вы гений, Николай Васильевич! 

– Знаю, – сказал Гоголь и, посмотрев на Пушкина, добавил: – Не я один здесь такой!.. А гонорар, сударь, хотелось бы наличными, чтобы в налоговую не заглядывать!

– Разумеется, наличными-с! Обижаете…

После деловой встречи писатели снова сели в один экипаж. 

– Здорово вы его, Александр Сергеевич! А я, дурак, думал на десяти тысячах останавливаться!

– Полноте, Николай Васильевич, мне ж семью кормить и няню! Спасибо тебе, господи, что придумал эти корпоративы! Это вам не оброк в Михайловском собирать! Я уж не говорю про поэмы да пьески, разве с этого проживешь?!

– Куда там, у нас с гонорара и приличной шинели не справишь! – вздохнул российский прозаик украинского происхождения. – А из этих деньжат я маменьке немного в Малороссию вышлю – непросто у них там, как всегда, а на остальное – непременно в Италию! Как вы изволили сказать: «Вреден север для меня!» 

Классики засмеялись и поехали дальше. А примерно в это же время в далеком Лондоне трясся в карете под дождем лорд Байрон. В такую погоду солнце английской поэзии ломало выходить из дому, но он ехал в Вестминстерское аббатство, куда был зван по случаю грядущего юбилея. 

– Пока юбилей, а там уж и елки скоро начнутся, живем! – с оптимизмом подумал Джордж Гордон и улыбнулся сам себе. В каком-то смысле у него дела обстояли лучше, чем у наших героев, ведь елки в Англии до сих пор начинаются на целых две недели прежде наших. И хотя я помню пушкинское о Байроне: «Врете – мелок и подл, но не так, как вы! Иначе», – все же роднит нас с гениями одно – финансовые проблемы, нет-нет да и возникающие от занятий писательским трудом. Я уж не говорю об остеохондрозе от долгого сидения, но это – другая тема.