Погожим летним днем два уже немолодых американских мужика в одинаковых затасканных армяках и стоптанных кирзовых сапогах сидели на обочине проселочной дороги, разложив перед собой с типично американской обстоятельностью нехитрую снедь: несколько вареных картофелин, головки зеленого лука, кусок серого сала с прилипшими к нему крошками махорки. Венцом натюрморта, его центральным пятном была, конечно, пол-литровая бутылка с мутноватой жидкостью, заткнутая пробкой, скрученной из пожелтевшей газеты. Вытащив зубами пробку, один из них, кряжистый дядька с окладистой бородой, разлил жидкость по алюминиевым кружкам.

– Давай, что ли, Билли, по маленькой…

Второй молча подставил свою кружку, чтобы по традиции чокнуться. Кружки лязгнули. Крякнув, мужики с видимым отвращением опрокинули в себя жидкость. После этого они долго корчили рожи, по исконной американской традиции, и нюхали обшлага рукавов своих затасканных армяков.

– Хороший в этом году самогон уродился! – наконец сказал тот, которого называли Биллом, откусывая головку луковицы.

– Так ведь погоды-то какие были! – охотно отозвался бородатый. – Грех было не гнать!

– Да… Тут ведь оно как… Главное – не упустить момент! Гнать надо в аккурат на Троицу!

– …Или на Успенье, – согласился бородатый.

Где-то над ними высоко в небе пел жаворонок. Жужжали трудолюбивые пчелы, кружа над молочно-белыми кашками, желтой сурепкой, над цветами повилики, над подорожником с чуть розоватым пухом, над пидрой чернолистной и кочумахой полевой, над ярко-синими, сияющими на солнце васильками. Мимо мужиков по дороге, поднимая за собой ленивую пыль, переваливаясь с боку на бок на ухабах, проехала небольшая рессорная бричка, в коих в России ездят холостяки или уполномоченные по мелиорации.

– Вишь ты, – сказал тот, что с бородой, – вона какое колесо! Что ты думаешь, Билли, доедет это колесо, если бы случилось, до Нью-Йорка или не доедет?

– Доедет! – уверенно ответил Билл.

– А до Сан-Франциско-то, я думаю, не доедет! – продолжал бородатый, что-то задумчиво прикидывая в уме.

– Не… В Сан-Франциско не доедет, – соглашался охотно Билл.

Рядом в кустах закричал напуганный чем-то чибис. Скрипнула покачиваемая легким ветерком сломанная березка. Мужики, достав кисеты, скрутили козьи ножки. Закурили.

– Да-а-а-а… – протянул задумчиво Билл, выпустив дым носом, – кажется совсем недавно «Мальборо» курили… А сколь ужо-тко времени прошло.

– «Мальборо»! – передразнил его бородатый. – Кто ж тебе виноват! Сам же говорил: «Совместное предприятие! Инвестиции! Интеграция!» – Накося, выкуси!

Он в сердцах сплюнул в пожухшую траву и показал Биллу кукиш, неловко состроенный из бурых, корявых, натруженных пальцев. Билл долго и задумчиво смотрел на шиш, думая о чем-то своем, нехорошем.

– Кто ж знал… что так оно выйдет. А сам-то куда смотрел?

– Да на тебя, дурака! – огрызнулся бородатый.

Так они курили, лениво и беззлобно переругиваясь. Выпили еще по стакану самогона. Ругаться стало сразу лень. Билл улегся на спину, положив под голову руки и прикрыв глаза.

– Мне часто снится мой родной Мичиган, – вздохнул он с затаенной тоской и горечью.

– Скажешь тоже, Мичиган! Мне вон моя Атланта снится – и то я молчу! – отозвался бородатый.

– Увидим ли мы тебя снова, Америка? – воскликнул с 

опереточным надрывом в отчаянии Билл и закрутил головой в немом крике.

– Увидим! Обязательно увидим! Еще как увидим! – подбодрил его бородатый, стараясь поверить в силу своего слова. – Вот заработаем на обратную дорогу и уедем отседова к чертовой матери! Прости меня, Господи! – он истово перекрестился.

– Да-а-а-а, – капризно запротестовал Билл. – Заработаешь тут с ихними заработками, с ихними налогами, рэкетом, с ихними ценами… Всю жизнь работать будешь, как падла!

– Ничего, Билл! Заработаем! С нашей-то американской предприимчивостью!

– С нашей американской предприимчивостью тут только срок можно заработать! Гадом буду! Чтоб я так жил!

– Ничего, Билл! – настаивал на своем бородатый. – Отсидим срок и снова будем работать, работать и работать! Здесь все так делают!

– Тебе хорошо рассуждать – ты негр! Негров здесь бабы любят! Может, женишься… А вот мне как?

– Это верно! – неожиданно согласился неизвестно с чем негр. – Однако пора и честь знать, в путь-дорожку собираться!

Солнце меж тем клонилось к закату. Умолк в небе жаворонок. Зато начали свой вечерний вокализ лягушки, прятавшиеся доселе от дневного зноя во влажной ложбинке, где еще недавно протекала одна из многочисленных речушек Средней России. По дороге, топоча босыми ногами, проскакал куда-то деревенский мальчишка в ветхих дырявых портах верхом на корявой сучковатой палочке, взметая за собой пыль.

– Мальчик! – окликнул его бородатый негр с чуть заметным акцентом, выдающим в нем уроженца штата Джорджия. – Далеко еще до Москвы?

– А хрен его знает, – просто и беспечно ответил ребенок и, озоруя, состроил на своем и без того малопривлекательном лице такую гримасу, что старый американец, прошедший ужасы вьетнамской войны, содрогнулся и зябко повел плечами. А вечереющее небо над дорогой становилось все глубже и необъятнее…