Дверь купе энергично отъехала, и на пороге появился он, сама любезность. Кротко представился: 

– Я ваш попутчик.

– Очень приятно! – улыбнулся я. 

– Давайте знакомиться, – предложил он сходу. 

Ничего не подозревающий, я отрекомендовался: 

– Слава. 

– Слава русскому оружию? – улыбнулся он.

И понеслось.

Он говорил три часа без умолку. Казалось, он шел на Гиннесса. Он был неистощим, неисчерпаем! 

Чтобы вынудить его заткнуться хоть на немного, чтоб переключить его энергию, я ему так деланно беспечно:

– А хотите чаю?

– Не хочу! 

– Ну а кофе?

– Кофе – не люблю! 

– А что вы любите?

– Люблю поговорить!

Я панически уставился в окно: мимо ансамблем «Березка» проплывала вечерняя природа. Кажется, что он заговорил и ее. 

На секунду он затих. Потом встрепенулся: 

– Я забыл вам вот о чем сказать!

Я с мольбой:

– Нет, не забыли!

– Нет, забыл! – он с укоризной. – Мне виднее! 

И шпарил целый час еще. До тошноты… 

Неуемный, нескончаемый вообще, он излагал мне свой жизненный путь. Да, вспоминать он умел как никто!.. 

Черт меня дернул поинтересоваться у него, который час. И он прочел мне трехчасовую лекцию о пользе собственных часов. Я его не убил по единственной причине, что я вегетарианец не только в еде. 

Когда я отворачивался, он оскорблялся. 

Когда я думал о своем, он с укоризной: 

– Вижу по глазам, вы отключились. 

Я, что называется, попал.

Вдруг он затих. Иссяк? Нет, призадумался:

– А недавно было вот такое!.. – он преобразился: – Говорить? 

Безвольный, я кивнул – и он продолжил. 

Он излагал свою жизнь в микроскопических подробностях, мне совершенно неинтересных. 

За окном опять проплывали дивные пейзажи. Своей безудержной болтовней он их опошлял напропалую. А еще он требовал участия. И я был вынужден мучительно поддакивать…

Мой кошмар закончился внезапно. 

Он вышел из купе: 

– Одну минутку.

Я предположил, что по нужде. Но тут поезд сделал остановку в Камыш-Заре. Его не было по-прежнему. В Камыш-Заре поезд – по расписанию – стоял двадцать одну минуту. «С первого пути отправляется…»

Состав плавно тронулся с места. Я мельком в окно и – обомлел. Наш состав медленно проплывал мимо него, а он… На перроне, в окружении старушек, продающих пирожки, он увлеченно держал речь. 

Старушки жадно внимали. Они его еще не раскусили. А он, польщенный их вниманием, вещал. Разглагольствовал. Он нашел внимающие уши… 

Обделенные вниманием по жизни, они заглядывали ему в рот, а он витийствовал, как Ленин на трибуне, забыв про поезд, обо всем на свете. 

Нет, я б наверняка его окликнул, он мог очнуться и запрыгнуть на подножку, или я бы мог нажать стоп-кран – но со злорадством этого не сделал: я, что ли, себе враг? Конечно нет! Думаю, того, что его поезд ушел, он даже не заметил... 

Через остановку в мое купе ввалился новый пассажир. Нет, свято место пусто не бывает! Едва меня завидев, он промолвил:

– Я вас хочу предупредить заранее…

Я обреченно: 

– Что ж, предупреждайте. 

– Я не очень разговорчивый, – и он вздохнул. 

– Вы шутите?!

– Нисколько. Я вообще молчун. 

Я его обнял и, содрогаясь всем телом, громко заплакал. 

– Странный вы, – произнес он тревожно и запросился в другое купе.