Хорошее воспитание – это способность 
переносить плохое воспитание других.

Правило английских денди

Как хорошо было в старину! При дворах были церемониймейстеры, которые несли свой тяжкий крест. И еще какой: только у китайских императоров в ходу было 30 тысяч правил этикета. А разве меньше предписаний жило при дворах европейских монархов?! Пусть какой-нибудь Людовик и считался королем-солнце, но и на солнце бывали пятна. Например, пописывало его величество стишки, – а самого аж подмывало узнать: ну как?!

– Господин Буало, каково ваше мнение как поэта о моих творениях?

– О, для вашего величества нет ничего невозможного: вас посетило желание написать плохие стихи – и вы блестяще это исполнили.

Изящно. Сразу понимаешь: хорошие манеры – это искусство правильно делать то, чего вообще-то делать нельзя. 

Говорят, хорошим манерам нельзя научиться, их можно только впитать. Не согласен. А если учителя достойные?! Конечно, когда гувернерами наших дворянских девиц становились высланные из Франции официанты, чье поведение даже в разнузданном Париже было признано недопустимым, то понятно, чему они учили барышень. Тогда с воспитанием нации, может, и были проблемы, зато с улучшением отечественного генофонда – никаких. Видно, вспоминая те времена, Карл Краус и воскликнул: «До чего же чудесно, когда девушка забывает, что она хорошо воспитана!»

Но ведь есть и другие учителя, которые в житейских ситуациях демонстрировали правила этикета в своей трактовке. Вот, например, великая Фаина Раневская. После спектакля она совершенно обнаженная курит в своей грим­уборной. Вдруг без стука дверь открывает адми­нистратор театра. Он остолбенел: пожилая звезда в таком виде. А Раневская невозмутима:

– Милый мой, вас не шокирует, что я курю?

Что и говорить, женщины обычно дипломатичнее мужчин. Вот вам доказательство. На званом обеде один из гостей обращается к Бернарду Шоу:

– Вы стали знаменитым драматургом. А это правда, что ваш отец был портным?

– Сущая правда.

– Так почему же вы не стали портным?

– Такое часто бывает. Ну вот, например, ваш отец, если не ошибаюсь, был джентльменом?

– Конечно.

– Так почему бы вам тоже не стать им?..

Думаете, эту историю придумали ушлые биографы? Ничего подобного. Потом сам Шоу в сердцах сокрушался:

– В конце концов наши отношения испортились до такой степени, что оставалось только одно: договориться, что мы чрезвычайно уважаем друг друга.

Да уж, как тут не вспомнить самого Шекспира: «Не ударяйтесь в извинениях в такие же крайности, как в оскорблениях». Здесь уместно вспомнить эпизод из жизни знаменитого немецкого композитора Вагнера. Репетируя в Лондоне с местным оркестром, он был крайне недоволен трубачами. Ярость просто клокотала в нем. Наконец терпение лопнуло, и композитор потребовал от переводчика:

– Скажите этим ослам, что, если они не будут играть правильно, я выкину их вон, к чертям собачьим!

Переводчик отвесил почтительный поклон дирижеру и повернулся к оркестру:

– Джентльмены, маэстро вполне отдает себе отчет в тех затруднениях, которые причиняет вам его музыка, и просит вас сделать все, что в ваших силах, и ни в коем случае не волноваться.

Вот оно, подлинное искусство, издавна звавшееся дипломатией. Увы, не все дипломаты владеют им в совершенстве. Одно из исключений – Талейран. Мадам де Сталь в своем романе «Дельфина», слегка превысив допустимые в те времена нормы приличия, использовала массу пикантных подробностей собственной биографии. Понятно, когда роман увидел свет, в его героине все узнали автора, но, что особенно всех веселило, в некой пожилой даме легко было распознать Талейрана.

– Я слышал, – сказал Талейран, приветствуя графиню при очередной встрече, – что в новом романе вы изобразили нас обоих переодетыми в женщин? Вот уж всех изумили!..

А Марк Твен однажды сказал о почившем в бозе нечистоплотном критике:

– Я отказался участвовать в его похоронах, но послал очень вежливое письмо, в котором одобрил это мероприятие.

Ну что ж, признаем: хорошие манеры – это не просто умение есть без ножа и не разговаривать вилкой. Это Богом данная способность соучастия в судьбах окружающих. И когда хорошим манерам учатся в Треугольном переулке в Одессе – это же, как говорится, совсем другой моветон! Не только с песней по жизни, но и с истинным джентльменством прошагал по ней же наш земляк Леонид Утесов. И чего только в его жизни не бывало. Вот 1914 год, Одесса. Еще молодой Ледя Утесов едет в трамвае. Купил билет. Кондуктор поворачивается к стоящей рядом чернявой девушке. Та хватается за карман – а кошелька нет. Боже, как она начинает плакать, – сердце разрывается. Утесов ее успокаивает:

– Сколько было денег в кошельке?

– Двадцать копеек.

– Вот возьмите двадцать копеек, купите билет.

Кондуктор доволен, девушка довольна. Но больше всех доволен Утесов. И вдруг на своей щеке он чувствует горячее дыхание смуглянки. Она смотрит на него ласково и умоляюще:

– Вы такой добрый… может, вы мне и кошелек отдадите?

И все же родиной хороших манер неизменно считается Англия. Вот где устои, не говоря уже о принципах! «Джентльмен – это человек, который никогда не оскорбит ближнего. Без намерений». Это не я придумал – это Оскар Уайльд. Впрочем, у меня припасена еще более тонкая формула: «Хорошие манеры – это ум, образование, вкус, стиль, смешанные настолько искусно, что вам уже не нужны ум, образование, вкус и стиль» (Патрик О’Рурк).

Это я так элегантно хочу перейти к весьма уважаемому мною Уинстону Черчиллю, британскому премьеру. Как-то раз шофер Черчилля заплутал в предместье. Раздосадованный Черчилль, высунувшись в окошко авто, окликнул прохожего:

– Извините, не могли бы вы сказать, где я нахожусь?

– В автомобиле, сэр! – буркнул прохожий и зашагал дальше.

– Вот ответ, достойный наших законодателей из парламента, – прокомментировал Черчилль. – Во-первых, краткий. Во-вторых, хам­ский. В-третьих, не содержащий ничего такого, чего спрашивающий не знал бы сам.

Да, обмен любезностями – это тоже часть этикета. Немецкий драматург Бертольд Брехт однажды получил по почте огромный пакет. Вскрыв его, он обнаружил внутри бесчисленные слои оберточной бумаги. Уж он снимал их, снимал... Каково же было удивление Брехта, когда в самой глубине он обнаружил коротенькую записку от знакомого: «Дорогой друг! Я жив и здоров, чего и тебе желаю».

Через некоторое время тот знакомый получил извещение, что на почте его ожидает посылка. Там ему выдали тяжеленный ящик, который он с трудом втащил на извозчика и здорово помучился, пока поднял к себе на четвертый этаж. Когда же он открыл ящик, то с изумлением увидел, что в нем лежит большой камень. Все разъясняла записка: «Дорогой друг! Посылаю тебе тот камень, который ты снял с моего сердца своим письмом. Брехт».

Ну что ж, манеры, воспитание – тема неисчерпаемая. Кстати, правила хорошего тона предполагают: пишущий не должен забывать, что точку нужно ставить вовремя. А рискнувший прочесть написанное вполне может уподобиться Бетховену. Тот сказал своему собрату-музыканту, чье творение попало к нему в руки: «Не пиши, Бога ради, больше ничего и никогда. То, что я держу в руках, тебе не превзойти – это гениально!»

Так что и мне, видимо, пора ставить точку. На всякий случай...