Дирижер. Стоп, стоп! Никуда не годится. 

Музыки не слышу. Вот вы – что вы там играете?

Оркестрант. Я?

Дирижер. Да, вы. Что вы играете?

Оркестрант. Как что? Бетховена.

Дирижер. Какого, к лешему, Бетховена?

Оркестрант. Людвига ван.

Дирижер. Какого черта вы играете Бетховена, когда все играют Вагнера?

Оркестрант. Я не люблю Вагнера.

Дирижер. При чем тут любовь? Играйте – и все.

Оркестрант. Лично мне Бетховен ближе.

Дирижер. Мало ли что. Сказано Вагнера – значит, Вагнера.

Оркестрант. Бетховен, между прочим, был гений.

Дирижер. Спасибо, не знал. Вы играть будете?

Оркестрант. На здоровье. А ваш Вагнер – антисемит.

Дирижер. Правда? Вот сволочь! Но велено играть.

Оркестрант. Любимый композитор Гитлера.

Дирижер. Правда? Вот скотина! Но играть надо.

Оркестрант. По мнению Ницше – скрытый еврей.

Дирижер. Правда? Вот мерзавец! Но играть придется.

Оркестрант. И рожа у него...

Дирижер. Действительно. Вот гад! Все, больше Вагнера не играем.

Оркестрант. Хотя композитор, конечно, великий.

Дирижер. Да. Но ведь сволочь! 

Оркестрант. Создатель новой немецкой оперы.

Дирижер. Да. Но ведь скотина! 

Оркестрант. Изобретатель оркестровой ямы.

Дирижер. Да. Но мерзавец! 

Оркестрант. Блестящий музыкальный критик.

Дирижер. Да. Но еврей! 

Оркестрант. Короче, если надо – могу сыграть.

Дирижер. Ну уж нет! Хрен ему собачий. Играем Бетховена.

Оркестрант. Вообще-то я уже как-то на Вагнера настроился.

Дирижер. А я сказал – играем Бетховена! 

«К Элизе». А если кто пикнет – 

будем играть Шнитке...