Жил-был царь. И была у него вставная челюсть. Царь ее очень любил, везде носил с собой и ни на минуту с ней не расставался. Спал с ней, ел, охотился, принимал иностранных послов и даже брал с собой к царице в опочивальню. 

Однажды челюсть пропала. Царь обыскал весь дворец, но она как сквозь землю провалилась. Вышел он тогда на крыльцо и позвал трех своих сыновей. Явились пред царские очи три молодца, один другого краше, косая сажень в плечах, глаза горят, румянец во всю щеку. Румянец, правда, только у младшего из них и только на левой щеке. Это он по дороге горничную пытался ущипнуть; то есть он думал, что горничную, а на самом деле – командира женского взвода личной царской охраны. 

Построились сыновья перед царем в одну шеренгу, и тот начал:

– Возлюбленные чада мои! Меня постигло величайшее горе. Пропала моя вставная челюсть. Эту челюсть подарил мне индийский магараджа, потому что я был единственный из его гостей, кому она пришлась впору: остальным она была велика. Челюсть сделана из чистого золота, зубы в нее вставлены рубиновые, пломбы в них изумрудные, и все это усыпано бриллиантами. Если она не найдется, мне будет нечем жевать, и придется питаться одним киселем. Кроме того, если я не покажу ее в целости и сохранности магарадже, визит которого запланирован через месяц, он сочтет это оскорблением и немедленно объявит нам войну, которую мы, скорее всего, доблестно проиграем. Мне не на кого рассчитывать, кроме моих детей, которых я столько лет растил и, надеюсь, вырастил. И теперь я стою перед вами и спрашиваю: можете ли вы найти мою челюсть и спасти меня от киселя, а страну – от войны? Отвечайте по старшинству, ибо во всем должен быть порядок.

Сыновья подобрали животы и вытянулись как на параде, поедая глазами отца. Царь продолжал: 

– Говори ты, мой старший сын, наша надежда и опора, наследник трона.

– Не печалься, государь! – воскликнул старший сын. – Я проскачу от северных пределов нашей державы до ее южных рубежей, обыщу все горы и леса, степи и пустыни и найду твою вставную челюсть.

– Спасибо, старший сын! – ответил царь дрогнувшим от волнения голосом. – У тебя благородная душа! Другого я и не ожидал от тебя услышать. Возьми лучшего коня и отправляйся с Богом.

Старший сын, не тратя времени попусту, проверил, на месте ли меч, вскочил на коня, привязанного к столбу с надписью «Лучший конь», и скрылся из виду в туче песка, взбитого лучшими в стране копытами. Царь, откашлявшись, продолжал:

– Теперь говори ты, мой средний сын, наша гордость и отрада, наследник трона, если не дай Бог чего.

– Не кручинься, государь! – вскричал средний сын. – Я проскачу от восточных границ нашей страны до западных ее окраин, обыщу все моря и реки, озера и болота и найду твою вставную челюсть.

– Спасибо, средний сын! – ответил царь, прослезившись. – У тебя мужественное сердце! Иного я от тебя и не ждал. Возьми лучшего коня из тех, что остались, и отправляйся с Богом.

Средний сын тоже, видимо, приучен был ценить время. Он проверил, на месте ли меч, вскочил на коня, привязанного к столбу с надписью «Лучший конь из оставшихся», и исчез в облаке пыли, которую сам же и поднял. Царь, прочихавшись, продолжал:

– Теперь говори ты, мой младший сын, наша забота и тревога, наследник трона, не к ночи будь сказано, если не дай Бог чего и еще раз не дай Бог чего.

– Уммм, – сказал младший сын, – гхы… тьфу! Не это ли ты ищешь?

С этими словами он полез в рот и вытащил оттуда вставную челюсть. Луч солнца упал на рубины, преломился в изумрудах и заиграл в бриллиантах.

Его величество на некоторое время потерял дар речи. Обретя его, он заорал:

– Что же ты, твою мать!.. – тут он оглянулся на царицу, наблюдавшую эту сцену из окна, и несколько сбавил тон. – Что же ты, чучело, молчал все это время?! Как же теперь я твоих братьев верну? И какого дьявола ты взял мою челюсть, а?! Зачем она тебе?!

– Братьев я в гробу видал, – равнодушно сообщил младший сын. – Пусть прогуляются, жир порастрясут. Все равно с ними скучно. А молчал я потому, что ты велел по старшинству говорить. Без очереди влезать – себе дороже, опять на конюшне выпорешь. А эту штуку я нашел на кухне и взял, чтобы играть в вампиров. Там зубы красные и светятся, девок во дворе ночью пугать – лучше не придумаешь. Знал бы, что твоя – пальцем бы не тронул, – крику не оберешься. Держи и больше не бросай, где попало.

Он обтер челюсть рукавом, положил ее перед оторопевшим царем, высморкался и не торопясь двинулся в сторону кухни, где, как он помнил, кухарка еще сегодня утром, вне всякого сомнения, строила ему глазки.