Читая Кафку

Последние дня три или четыре читал Кафку. Утром и вечером. Точно пилюли горькие принимал. С таким трудом он до меня доходил, что хоть внутримышечно его вводи или внутривенно – иначе и не усвоится. То ли я до него не дорос, то ли рос не там и не туда – не знаю. Читаю и думаю: ну зачем я этакую епитимью на себя наложил? Кафку хорошо в молодости читать – вот тогда читаешь его точно фантастику какую-нибудь и радуешься, что не про тебя это все. А когда тебе под пятьдесят, то уже точно знаешь, что про тебя. Да еще и не вся правда, а только половина ее. Не самая, может быть, и страшная. 

Плюнул я и решил перечесть «Очарованного странника». Для души, для сердцеразжижения, как говорил Иван Северьянович. Оно ведь как бывает? Иную книгу читаешь – точно диету блюдешь: пользы много, да только удовольствия никакого. А глупую – и того хуже. Их, наверное, для мозгового похудения читают. Натрескаешься, а никакой сытости, только тяжесть в голове и в извилинах бурчание сделается, точно от горохового супа. Ночной дозор, одним словом. А у Лескова как? А так, что каждое предложение или на языке захрустит сахарно, или шампанскими пузырьками в носу защиплет. А потом таять пойдет. Долго тает. Пока каждое предложение раза по два не перечтешь, то и на следующее рот не разевай. И так читаешь, чтобы ни одного слова, ни предлога, ни суффикса даже малого мимо не пронести. А потом, как прочтешь, еще раз все оглядишь – и тире, ненароком пропущенное, и самую ничтожную запятую подберешь, чтобы от них тоже удовольствие получить. «Словом сказать – столь хорошо, что вот так бы при всем этом и вскрикнул...»

О малороссийских вишнях и сметане

Мелодия «Старосветских помещиков» удивительным образом напоминает мне неторопливые джоплиновские рэгтаймы. Как хороши эти медленные, старинные ноты «ю» в «варениках с вишнею» или «мнишках со сметаною». И в самом деле: что такое это наше нынешнее «с вишней»? Купит хозяйка в каком-нибудь супермаркете пакет с замороженной вишней, которой нас точно шрапнелью обстреливает из польских или болгарских окопов Евросоюз, и приготовит на скорую руку... То-то и оно, что ничего хорошего. 

А вот с вишнею – совсем другое. «Ю» – это тонкий хвостик с резным листиком, за который держишь теплую от солнца, немного хмельную, пунцовую ягоду, только что сорванную с дерева. И такие ягоды в варенике не слипнутся в братскую могилу и не вытекут от первого укуса тощей синей струйкой тебе на белую рубашку, а брызнут так задорно, так шампански, что кружевная блузка твоей соседки по столу окажется в ярких пятнышках. А уж вы потом найдете укромный уголок, чтобы их оттереть. 

Да! Вареники непременно со сметаною! Не с порошковой сметаной, в которой только химия, физика да математика, а c той сметаною, которая... 

Ну что я вам все рассказываю – уж и обедать пора. Слюни подбираем, наливаем кипятку в бомж-пакет с высушенным супом и любуемся, как распускается в горячей воде сморщенная горошина или кусочек морковки.

Мама 

Вчера разговаривал с мамой по телефону. Среди прочего мама спрашивает:

– Почему ты не пишешь ничего смешного? Чувство юмора у тебя вроде есть, а не пишешь...

– Понимаешь...

– Нет, вот такого смешного, как наши юмористы. Чтобы по телевизору показали. Заодно и заработал бы. Вон они сколько...

– Мам, я так не умею. Да и вряд ли буду уметь. 

– Жаль. А вообще – подумай. Сядь и напиши. Не боги горшки...

– Мама...

– Любишь ты спорить с матерью. Ладно. Не хочешь смешное – защити докторскую. Она ж у тебя вся сделана. Сядь, напиши и защити. 

– Мама! Как твое здоровье?! Как сердце, как печень?

– Что вдруг ты спрашиваешь? Хочешь перевести стрелки? Ну если тебя это так интересует – я могу рассказать. Вчера я пила валокордин, а позавчера желчегонный сбор, а завтра у меня будет повышенное давление, и я буду пить... Между прочим, здоровые люди в это время пьют водку, а я... Успокаивает только то, что мне осталось всего ничего...

– Так, может, уже начать пить водку?

– Вместо того чтобы шутить идиотские шутки с матерью, ты бы мог сесть и все это смешно написать. 

– Так я пойду сяду?

– Иди уже, юморист. Когда в следующий раз вспомнишь, что у тебя есть мать, – позвони.