Действующие лица

Мария Лазаревна – моя бабушка, ветеран здравоохранения, теща моего папы и мать моей мамы.

Боря – мой папа, главный технолог военного завода, ветеран труда, зять моей бабушки.

Лариса – моя мама, подполковник милиции, дочь моей бабушки.

Что-то вроде пьесы в двух семейных разговорах для трех действующих лиц

Разговор первый и предпоследний

Кухня в доме моих родителей. Вечер. Половина девятого. Папа пьет чай с овсяным печеньем и бабушкой.

– И вообще, эта ее вечная работа! Эта милиция! Эти бандиты! Между прочим, ты в субботу жарил сам котлеты. Я видела. И можешь мне не рассказывать.

– Но ведь в ту субботу…

– Конечно, когда мать себя плохо чувствует и больна насквозь, так надо брать пистолет и ехать на свидание к бандитам. Оставить ее одну в доме с зятем и ехать. Когда в доме нет ни таблетки ношпы, ни капли валокордина. Полный инсульт я заработаю от нее. И хорошо, если этим все ограничится. Такое я имею уважение от собственной дочери на старости лет. Моим врагам! Что ты ее защищаешь? На себя посмотри! Ты одел эту рубашку еще вчера. Я видела. И можешь мне не рассказывать.

– Рубашку…

– Как так можно жить?! Ответь, я тебя спрашиваю, не молчи! Как ты прожил с ней почти сорок лет?! Сколько лет из этих сорока она провела дома, а не в засадах, погонях и на допросах? И что же?! Ты терпишь. А у тебя высшее образование, и ты главный технолог большого завода. Подумаешь, у нее пистолет! Ты работаешь на военном заводе или на фабрике детского питания? Будь уже мужчиной!

– Вы считаете, Мария Лазаревна, что мне надо развестись с вашей дочерью?..

Бабка мечет молнию в отца, но не попадает. Попадает в чашку с чаем, которую он держит. Чашка лопается и чай выливается на обеденный стол, застеленный белой скатертью. Разбухший в чае лимон шмякается на нее же.

Разговор второй и последний

Кухня в доме моих родителей. Ут­ро. Половина девятого. Мама пьет чай с овсяным печеньем и бабушкой.

– Лариса, я, конечно, не должна тебе этого говорить…

– Но ты же все равно скажешь, мама. Хотя могла бы и промолчать. Раз в жизни. Можешь раз в жизни?

– В этом доме я молчу всегда. С самого рождения.

– Все восемьдесят девять лет, которые с него прошли. (Эту фразу моя мать сказала тихо.)

– Ты всегда пользовалась тем, что я плохо слышу, чтобы говорить мне гадости. Но я слышу хорошо. И если бы не слуховой аппарат, который мне купил твой муж, я бы слышала еще лучше. Так вот. Ты заметила, что Боря каждый день уходит на работу в чистых белых рубашках?

– Хочешь, чтобы он уходил в цветных и грязных?

– Я хочу, чтобы дочь моя пошевелила мозгами! Белые рубашки, галстуки, запонки (три пары!) – это же…

– Так, мама, или ты уже скажешь, что ты хочешь сказать, или я опоздаю на работу. У меня встреча с помощником прокурора.

– Чтоб он уже не дождал, твой помощник… А Боря таки ходит к девочкам. В белых рубашках, которые стирает ему дура жена! 

– Мама! Мама!!! У него давление двести двадцать на сто двадцать семь. У него страшная изжога. Он всю ночь пил таблетки. Что ты несешь?!

– Я несу?! Что я от вашей семьи выношу – так это вообще отдельная песня для хора плакальщиц из «Аиды». Я таки несу… А почему твой муж сказал, что не будет сегодня обедать дома? Что вы думаете по этому поводу, доктор Ватман?!

– Ватсон, мама! Ватсон!! Не изводи меня. Боря идет к проктологу. Девочки на сегодня отменены.

– Ты ее видела? Она молодая?

– …!!!

– Видела я этих проктологов! Начнут задницей вертеть – не остановишь…

Тут мы, пожалуй, пропустим несколько реплик. И так понятно, что градус беседы повышался от сухого к крепленому и выше. Начали появляться и слова, соответствующие крепости даже не коньячно-водочной, но самогонной, полыхающие синим пламенем при поджигании. Бабка моя, работавшая хирургической сестрой во фронтовом госпитале, и мама, прослужившая более трех десятков лет в милиции, за словами в карман не лезли. Мне иногда казалось, что рты у них – и есть те самые карманы, к тому же дырявые…

– Мама, да сколько… можно?! Это… какой-то! Инфаркт я от тебя получу.

– Можно… подумать, что я от тебя получаю сталинскую премию.

– Сил моих больше не-е-т ни …! Господи, дай Бог здоровья нашему министру за то, что запретил иметь дома табельное оружие. Я б уже на нарах парилась, честное слово.

– А кое-кто в саунах с девочками будет париться… как ваш министр юстиции.

– Он такой же твой, как мой…

– Ну – как человек, похожий на твоего генерального прокурора!..

Градус беседы нарастал, но голоса затихали. Просто я вышел из своей комнаты на улицу. От греха подальше…

Занавес

P.S. Вы думаете, что я все это сочинил? Ну если только самую малость…