Шли годы…

Как я люблю эту фразу. Она сейчас стала расхожей, как мои многолетние плетёные сандалии. А раньше, пишешь, пишешь о чем-то, потом думаешь, ну нельзя же так подробно, надо думать о читателе, а то получается летопись, кому это интересно. Тогда выделишь абзац и выводишь: «шли годы»…

Ну вот. Шли годы. Сегодня я ночую у мамы. Ко мне в комнату залетело гигантское насекомое и шлёпнулось на постель. Голова лысая, усы острые, длинные, глаза холодные космические. С недавних пор я умею визжать молча, чтобы никого не беспокоить.

– ……………………………. – завизжала я на весь дом. Молча. 

–  Чо, –  щелкнуло насекомое, повозилось и устроилось ночевать на моём еще детском белом покрывале с зайцами.

Мы смотрели друг на друга.

–  Ты кто? – прошептала я

–  Кто-кто… Казнь я. Египетская. Восьмая. – прохрипело насекомое

–  В смысле?

–  Чо на в смысле? Саранча мы. Слышала от это вот: "И подул сильный ветер, и от того налетели полчища саранчи, пожрав всю зелень вплоть до последней травинки на земле"? Поняла – нет? А от это вот:

Саранча летела, летела –
И села.
Сидела, сидела, –
Все съела
И вновь улетела…?

Слышала? Это я придумала. Сти-шок.

–  Да ладно! Она придумала… Это Пушкин.

–  Чо на?! С-с-сама ты Пушкин! Пуууушкин…

«Чем саранча опасна для человека», –  быстро набрала я в гугле.

« Считается, что саранча не опасна для человека», –  захлёбываясь, с торопливой готовностью ответил Гугл, –  «Саранча опасна для сельхозкультур»

–  О, отлично, –  подумала я, порадовавшись, что я не сельхозкультура, и не глядя, что-то взяла в руку. Это оказалась моя пижама, я намотала её на руку и протянула её к саранче:

–  Вы позволите?

–  Чо на, –  саранча звонко клацнула чем-то, стрекотнула, высоко подпрыгнула и опять с костяным стуком упала на тахту.

–  ……………………………. – опять молча завизжала я, –  Вон отсюда!

–  Ща… Ага…

–  Кобыла!

–  Сама кобыла! Пууушкин… –  заржала саранча.

Она сидела на моей постели. У неё были зелёные челюсти и цепкие ручки и ножки. Она прицыкивала и сплёвывала в сторону, поигрывая сегментами своих ужасных гривастых ног. 

–  Ок, Гугл. Как поймать саранчу? – спросила я Гугл, не сводя глаз с Казни египетской

–  Н-нууу, это… Позовите кого-нибудь… Хоть кошку… –  сонно ответил Гугл

Я позвала. Кошка Скрябин округлила глаза: 

–  Эт-т-то что? мне?! Я такое не ем. И вообще я сплю – попятилась, зашипела и удалилась.

Саранча гыгыкнула.

–  Тогда попробуйте договориться, обсудить, мягко добейтесь, чтобы вас выслушали –  ответил гугл с высокомерным американским акцентом.

–  Г-г-г-г! Ты хочешь поговорить об этом? – нагло вопрошал вид зелёной твари.

Я решила поговорить. Только сначала добиться, чтобы меня выслушали.

–  Не уйдешь?

–  Чо на? – стрекотнула саранча. 

–  Не уйдешь?!

–  Чо те, чо на?! – саранча подскочила и опять упала на мою постель.

–  ………………………. – опять завизжала я молча, –  как ты забралась сюда? Сетка на окне. Как?

–  Балкон не надо распахивать так широко… –  процедила саранча, сплюнула на пол, угрожающе растопырила крылья и зажужжала.

Я протянула руку к маминому книжному шкафу…

Саранча опять подпрыгнула и опять упала на моих зайцев.

Я достала из книжного шкафа мамин старый словарь Мюллера.

–  Чо ты? Чо на?! – выдвинула челюсть саранча.

Я тяжело вздохнула, –  прости, Казнь египетская. Восьмая, –  и медленно и скорбно понесла словарь к тахте, чтобы аккуратно положить на саранчу все 500 тысяч слов с толкованиями, переводами, фразеологическими оборотами и полной таблицей неправильных глаголов. 

–  Ну чо ты?! Хорошо ж сидим! – прошептала саранча.

Убивать тяжело. Убивать невозможно. Даже саранчу. Такую наглую, криминальную, страшную…

Мы смотрели друг на друга, молчали и не шевелились. Я, обычный маленький человек и повидавшая виды великая Казнь Египетская. Она просто отдыхала, а я думала, держа в руках тяжеленную саранчовую могильную плиту с синонимами и неправильными глаголами.

–  Мам, не надо! – по телефону вмешалась моя дочь, убеждённый гринпис и вегетарианка, –  всякая жизнь на планете… 

Дальше шла речь, достойная произнесения на заседании ООН по вопросам спасения окружающей среды. Куда там Грете Тунберг до вдохновенной речи о саранче, которую за тридцать секунд произнесла моя дочь Лина.

Выслушав её вдохновенные призывы, я отложила словарь, аккуратно накрыла казнь египетскую пластиковой коробкой, подсунула под саранчовские отвратительные ноги плоскую крышку и с тихим повизгиванием и отвращением унесла на балкон. Открыла крышку, саранча дёрнулась и яростно истерично затрещала. Я не стала прислушиваться, быстро убралась в комнату и плотно закрыла двери балкона. 

Утром саранчи в коробке не было. Ушла. Ускакала Казнь египетская. Еще к кому-нибудь заберётся. Карантин у людей. Людям скучно… Заглянет хоть к соседу нашему крикливому… Он одинок, но общителен. Не сказать «скандален». Обычно выйдет во двор и общается. Орё-о-от, матерится, поносит всех соседей почем зря. А так, заявится к нему Казнь египетская Восьмая. Поговорят. Челюстями пощёлкают. Чаю опять же…Чо на? Будет домашний любимец у нашего соседа. Она ему и стихи прочтёт. Пушкина. Кобыла такая… 

Шли годы…