Петр Кузьмич Тминов всю свою сознательную жизнь трудился на фабрике канцпринадлежностей. И не просто трудился, а вкалывал, что называется, за троих! Начальству это нравилось, поскольку Петр Кузьмич и вкалывал, и в бутылку, как некоторые, не заглядывал, и если надо, на собраниях мог дельное слово произнести, поддержать разные там начинания... Именно от него, в частности, исходил известный почин выпустить к съезду любимой партии канцпринадлежностей на двадцать процентов больше, чем нужно! И хотя ни один человек не мог ответить на простой вопрос – сколько же их действительно надо и кому? – почин подхватили. 

И не только Петр Кузьмич, но и все его семейство трудилось на этой фабрике. И внуки уже подрастали и тоже мечтали пойти по стопам старших, с самого детства испытывая уважение к делу рук своих родителей – канцелярским принадлежностям.

А делали те немало – это и первоклассные дыроколы, и линейки, и пеналы всякие, и скрепки... Но особо надо упомянуть о кнопках. Можно даже сказать, что в городке Валуевске существовал своего рода культ этих канцтоваров. Причем фабрика выпускала не просто кнопки, а десятки их разновидностей: кнопки-сувениры, кнопки-игрушки, кнопки из золота и серебра и даже кнопки-шутки, подкладывающиеся под общеизвестное мягкое место... Из кнопок создавались панно и даже целые картины, ими отделывались квартиры и места общего и личного пользования.

Словом, дела на фабрике шли прямехонько в гору. Подумывали уже о том, чтобы запустить новую линию по выпуску кнопок.

Как вдруг однажды подул очень сильный ветер перемен и посрывал с фасадов домов знакомые с детсадовских времен транспаранты и плакаты преимущественно одного и того же содержания – мол, да здравствует то-то и то-то! Слава тому-то и тому-то! Мы придем туда-то и туда-то! Выполним и перевыполним то-то и то-то...

После стихийного того бедствия жизнь валуевцев неожиданным образом изменилась. Стало очевидно, что, оказывается, вполне можно прожить и без тех самых многометровых лозунгов и транспарантов, без призывов и выговоров, без громкоголосых рапортов и даже... чуть ли не без самой фабрики по производству канцелярской всячины...

Хотя сперва невозможно было понять, с чего это вдруг необъятная страна с еще более необъятным бюрократическим аппаратом перестала нуждаться в шедшей еще вчера нарасхват продукции. Но факт остается фактом. Видно, бюрократ заважничал еще больше и его уже не устраивала ни наша родимая кнопка, ни наш родимый дырокол...

А тем временем руководство фабрики отчаянно искало выход из тупика. Обмозговывались десятки вариантов. Но, как всегда, выбрали самый простой, а именно – решили сократить численность работающих наполовину. Правда, мера эта пока никого из Тминовых не коснулась, и последние трудились на фабрике даже лучше, чем раньше, но о героических своих свершениях скромно помалкивали. Начальство тоже как воды в рот набрало. Но однажды донесло до трудящихся масс следующее: мол, дорогие товарищи, за труды ваши праведные большое спасибо, но только денег у предприятия нет ни гроша, а когда будут, никто не знает... А потому с нынешнего месяца зарплату будете получать натурой...

Натура эта представляла собой поистине бесценные канцелярские сокровища. Уже в расчет, вместо нескольких приятно шуршащих купюр, Петр Кузьмич приволок домой пару ведер скрепок, столько же кнопок, по мешку дыроколов и лекал и множество другой всякой мелочи.

Не меньше получили и другие члены дружной тминовской семьи. Было на что взглянуть, когда вся эта продукция оказалась сложенной в одну кучу. Пираты не разглядывали свои несметные сокровища с таким умилением и восторгом, с каким взирали на простые железяки Тминовы. Правда, возникал один маленький вопрос: что же все-таки со всем этим делать?

А потому глава семьи все чаще скоблил мизинцем невидимую часть головы, все быстрее шастал из угла в угол, уподобляясь маятнику часов и повторяя одну и ту же фразу: «Так, так-так...» Что конкретно содержалось в ней, сказать трудно. А может, ничего такого и не содержалось и Петр Кузьмич «палил в воздух холостыми», покуда не выпалил следующее: «Значит так, надо действовать!» И слова эти, наполненные немалым смыслом, как всегда у него, не разошлись с делом...

Тминов аккуратно расфасовал кнопки и скрепки в кулечки, сложил в сумку и... только его и видели! А увидеть Петра Кузьмича можно было на вокзале. Причем пассажиры первого же поезда вмиг раскупили все эти кулечки, то ли очумев от дальнего следования, то ли перепутав их с семечками...

Спустя неделю он решил повторить опыт. Но не тут-то было. На сей раз на небольшой привокзальной площади собрались едва ли не все работники фабрики. Стоило нескольким любопытствующим пассажирам ступить на перрон, дабы поразмять конечности, как последние оказались в плотном кольце необыкновенно гостеприимных жителей. Здесь в буквальном смысле шла битва за каждого покупателя, со всеми вытекающими отсюда последствиями. А именно – криками, размахиванием кулаков и даже драками. Эта нахально-агрессивная прыть валуевцев, еще вчера и понятия не имевших о рыночных отношениях и не подозревавших о своих торговых возможностях, перещеголяла даже общеизвестную цыганскую напористость. За покупателями гонялись так резво, как за подраненным кабаном стая борзых...

Кончилось, однако, тем, что предупрежденные проводниками пассажиры просто перестали выходить в Валуевске из вагонов. И тогда недремлющий продавец пошел за покупателем, что называется, в вагон и в воду!

Как проникали в поезда валуевцы, остается загадкой. Но ведь проникали и умудрялись в считанные минуты опустошить и свои ведра, и карманы покупателей...

Не остался в стороне от общего дела и Петр Кузьмич. Но однажды, оказавшись в поезде, несколько увлекся куплей-продажей. А между тем поезд, издав свист на манер заносчивого китайского чайника, вдруг вздрогнул вместе с пассажирами и начал отмерять как метры, так и нечто большее...

Растерянный продавец ринулся к тамбуру, но было поздно. Поезд все четче, все вдохновеннее выводил дорожные аккорды. И проводники были уже бессильны что-либо поделать, разве что ворчали и обещали высадить Тминова на ближайшей же станции, хоть последняя была не такой уж и близкой...

Всю дорогу Петр Кузьмич упорно молчал, как молчит студент на экзаменах, в то время как проводники, напротив, не закрывали рта... То есть всю дорогу перекусывали.

Наконец поезд остановился и Тминов был низвергнут на землю. Только тут Петр Кузьмич наконец обрел дар речи и весьма негативно отозвался о вагонном сервисе, о самих проводниках, о начальнике поезда и даже о министерстве со всеми его путями и сообщениями...

Когда загнанная в пятки душа вернулась на свое место, Тминов огляделся. На кособоком заборе его приветствовал изрядно выцветший и многократно продырявленный плакат: «Добро пожаловать в Отмочилово-1!» Больше всего Петр Кузьмич удивился тому факту, что если есть Отмочилово-1, то, стало быть, может быть и Отмочилово-2, а то и 3 и 4... Подивился еще и факту, что отродясь здесь не бывал. И от мысли, что благодаря случаю он сможет ознакомиться с данным населенным пунктом и даже совершить прогулку по его пыльным улицам, на душе малость отмякло, потеплело. А потом в голову забралась вовсе даже неплохая мыслишка: не попытать ли торгового счастья здесь?!

Тминов достаточно быстро занял исходное положение возле того же забора и принялся за работу: «Кнопки, скрепки, дыроколы! Покупайте свежие кнопки...» – проскрипел он тем хрипловатым голосом, которым зазывают на пирожки голодного студента базарные торговки... 

По прошествии получаса Петр Кузьмич неожиданно для самого себя заговорил стихами: «Для Маши и для Коли купите дыроколы, они дешевле репки, купите также скрепки. Не будьте, братцы, робки, купите также кнопки...»

Но даже несмотря на столь активную рекламную кампанию, «братцы» почему-то ничего покупать не желали. Исключение составил некий крепыш в кожаной куртке и натянутой почти до носа кепке:

– Чем, папаша, торгуем?!

– У меня весь товар на виду. Особенно рекомендую кнопки. Оптовому покупателю скидка до двадцати процентов, – пояснил Тминов.

– Ты лучше скажи, под чьей крышей работаешь?!

– Какой такой крышей?! У меня крыша одна – дом родной!

– Тогда, папаша, дома надо сидеть или придется бабки отстегивать...

– Бабке я и так все до копейки отдаю...

– Э, дед, ты какой-то непонятливый. Бабки будешь теперь отдавать мне. На первый раз предупреждаю. А если завтра увижу, не обессудь...

– Все понял, – кивнул головой Петр Кузьмич...

– Это хорошо, что такой понятливый. Ладно, давай работай...

Едва громила исчез, как Тминов вновь принялся за дело: «Попробуйте кнопочки, свежие кнопочки! Отменное качество и достаточное количество! Каждая сотая кнопка – бесплатная!»

Но и на этот раз прохожие не проявили интереса к его продукции. А вот к самому Петру Кузьмичу интерес неожиданно проявился. Исходил он от некой личности, во всех отношениях стандартной. Стандартными были и рост, и фигура, и выражение лица, возраст, нос, уши, одежда, шляпа, ботинки... Товарищ этот долго разглядывал и железки, и самого Тминова, а потом стандартным голосом задал стандартный вопрос: 

– Предъявите лицензию, накладную и сертификат!

– Чего предъявить?! – переспросил Петр Кузьмич.

– Я дважды не повторяю! – в руках стандартного человека вспыхнула красного цвета книжечка.

– Эка невидаль, – простодушно выдал Тминов. Мы тоже не лыком шиты, – после этого он принялся шарить по карманам и в конце концов выудил из-за пазухи нечто тщательно завернутое в носовой платок.

Стандартному человеку пришлось немало подождать, покуда Тминов не без помощи зубов распутывал узелки и не предъявил наконец данному товарищу нечто удивительное. От Петра Кузьмича ожидалось все что угодно, только не это. Дело в том, что представленный документ являл собой удостоверение Ударника коммунистического труда.

Данная реликвия продолжительное время вертелась в руках, разглядывалась под разными углами.

– Странная какая-то у вас бумаженция. А другого документа не найдется?! Паспорта, например?!

– Паспорт у меня дома.

– И где же ваш дом?!

– «Где, где»... В Валуевске, где ж ему еще быть... Как стоял тридцать лет, так и сейчас стоит...

– Получается, что вы специально приехали в данный населенный пункт для того, чтобы реализовать неизвестно где взятые предметы канцелярии? И при этом не имеете никаких бумаг?!

– Как это неизвестно?! Очень даже известно! – попытался возразить Петр Кузьмич...

– Ну хорошо, хорошо! Мы вас внимательно выслушаем, только в другом месте! – заявила стандартная личность. 

Другое место оказалось весьма примитивным в архитектурном плане. От него веяло некой казарменной простотой, и единственным украшением являлись разве что ажурные решетки на окнах.

Кроме того, сотрудники учреждения, куда угодил для продолжения беседы Тминов, отличались завидным любопытством. Здесь интересовались буквально всем: и где, и когда, и при каких обстоятельствах Петр Кузьмич явился на свет, и с какого времени помнит себя, и с кем дружил в яслях и детском саду, и чем увлекается, и знает ли языки, включая почему-то и китайский, и нет ли родственников в ближнем и дальнем зарубежье. И еще многим, многим, многим...

Параллельно с этим происходило тщательное ознакомление с содержимым его карманов. Также многократно пересчитывались кнопки, а ведра даже проходили анализ на предмет обнаружения двойного дна.

В конце этого осмотра в присутствии понятых в какой-то карманной дыре Тминова была найдена звонкая монета старого образца достоинством в 50 руб. Сам Тминов тоже не уронил своего достоинства, всеми возможными средствами доказывая, что только он (и никто более на земном шаре) является Тминовым Петром Кузьмичом и что это может подтвердить любая собака в городе Валуевске...

– Вот когда подтвердит, тогда мы вас и отпустим! – не без удовольствия выдала стандартная личность. – А пока отдохните с дороги... 

Надо сказать, что условия предложенного Тминову отдыха существенно отличались от санаторного, хотя время, которое он там провел, соответствовало тому, на которое покидает дом счастливый обладатель санаторной путевки. Правда, в отличие от последнего, Петр Кузьмич не принимал целебных ванн, не делал массажа и не ломал голову над вопросом, чего бы такого вкусненького заказать на обед или ужин... Ибо пищи для размышления в окружении разношерстной публики было более чем достаточно.

А тем временем стандартные дяди и даже одна примкнувшая к ним стандартная тетя бились над проблемой: не скрывается ли за обликом этого простодушного мужичка образ коварного рецидивиста, уголовника, валютчика, вора, злостного неплательщика алиментов и тому подобное...

Но, в конце концов, к великому их разочарованию, пришло подтверждение, что, мол, действительно, есть такой Петр Кузьмич Тминов, и проживает он не в городе Увгадугу, не в княжестве Умм-эль-Кайван, не в Катманду и даже не в славном городе Париже, а всего лишь в городке Валуевске, и не на каждой карте-то обозначенном. И еще сообщалось, что он в недавнем прошлом Ударник комтруда, наставник, рационализатор, а поныне и отличный семьянин. И что кнопки никакие не ворованные, а выданы вместо зарплаты...

После всего этого Петру Кузьмичу вручили согласно описи 50 руб. наличными и поштучно кнопки, скрепки и дыроколы. Еще сказали, мол, извини, дорогой, но работа такая...

И Тминов отправился домой, до одури в башке размышляя над вопросом, что же это за работа и кому она такая нужна...

На поезде ехать он решительно отказался по очень простой причине: даже за ведро кнопок ему не выдали билет.

Он двигался вдоль железки, размахивая ведрами. Облик Тминова к этому времени претерпел существенные изменения и максимально приблизился к облику легендарного героя Дефо – Робинзона Крузо. Иной раз из окошек проходящих поездов ему помахивали ручкой хмельные пассажиры и даже успевали бросить упорному пешеходу кусок колбасы или хлеба...

Он шел и шел, повинуясь тому инстинкту, который ведет птиц к родным гнездам, а лосося, несмотря на все препятствия, – вверх по реке на нерест...

И вот настал тот незабываемый момент, когда из-за горизонта выплыло то, что мы и называем «родное», то, где тебя ждут и где ты нужен со всеми своими достоинствами и недостатками и где принимают тебя таким, какой ты есть, и с зарплатой, и с заплатой...

Силы были на исходе. Тминов с трудом доковылял до дома и вдруг увидел на балконе... гроб.

Ведро полетело в сторону, а сам он опустился на землю, как спущенное колесо большегрузного автомобиля. В глазах плотно задернулись шторы. Но вскоре подсознание шепнуло: «Погоди, Кузьмич, возьми себя в руки, посмотри внимательнее – а твой ли это балкон?»

Тминов глянул на дом и на сей раз увидел, что балкон на самом деле его.

Петр Кузьмич поднялся с земли и с решительностью пожарного, бросающегося в схватку с огнем, ринулся в подъезд.

Дверь открыла жена и... отшатнулась. Она сразу не признала в этом грязном, заросшем, измочаленном дождями и покусанном собаками и жизнью человеке своего мужа. А когда разглядела – заголосила, запричитала, зацеловала, заплакала...

– Вернулся, наш кормилец вернулся! А мы уж с ног сбились, где только не искали, невесть что думали...

Все семейство сбежалось на крик, закружилось вокруг, будто у елки новогодней.

А Петр Кузьмич окончательно голову потерял. Вроде бы все на месте...

– А что же там, на балконе? – осторожно спросил он.

– Да там гроб стоит, – преспокойно выпалила за всех внучка, будто речь шла о детской игрушке,– и в ванной один стоит, еще красивее...

– Да что ж такое стряслось?! – задергалось веко у главы семьи.

– А ничего не стряслось. Нам Павло, сосед, задолжал, а им на мебельной фабрике гробами зарплату выдали. Так я и взяла, – пояснила жена. – Может, для чего в хозяйстве и пригодится... А вот куда ты запропастился, давай, рассказывай... Супруга вновь заголосила, запричитала. Но то уже были слезы радости...